Лунный удар - [13]

— Постой-ка, братец, — загорелся Флоров безумной надеждой. — Я ведь слышал подобную историю, когда при посредстве небесного электричества человек не погибает сразу, а впадает в некую спячку, навроде медведя из берлоги. Помню, был такой случай в газетах описан, когда в англицком городе Лондоне молния ударила аккурат в господ, занимающихся исконно национальной забавой под названием футс-болл.

Всех откачали, а один, называемый воротарь, навроде помер. И только когда его резать начали, ожил.

— И что? — заинтересовавшись, спросил Семен.

— Поздно. Доктор-то ему уже сердце успел порезать, — Флоров оглядел зияющую могилу и проговорил. — Как бы и в этот раз поздно не было.

— Барин, что это вы задумали? — насторожился Семен. — Мало ли что в газетах аглицких пишут, у нас, слава Богу, Рассея.

Тут они заметили, что в могиле, достигшей уже изрядной глубины, выдалбливают сбоку узкую щель. Все это смотрелось зловеще. Отдыхающий от выполненной нелегкой работы, Аксак пояснил, что туда положат бренное тело несчастной Фатьмы и, перед тем как завалить более чем двумя метрами тяжелой земли, наглухо прикроют толстенными дубовыми досками.

— Гроб-то не будет, — сказал Аксак. — Только саван, который уже внизу освободят, чтобы Фатьма могла подняться и сесть.

От мысли, что несчастная будет покоиться даже не в рыхлой земле, а в узкой щели, выдолбленной в твердой как камень почве, мороз продирал по коже.

Семен перекрестился.

— Я хочу посмотреть на нее, — твердо заявил Флоров.

— Не надо смотреть, господин, — сказал Аксак. — Мулла уже сказал той женщине, раз Всевышний забрал, значит, такова его воля, хвала ему.

— Что за дикие нравы? — не выдержал Семен.

— Пошли, — решительно приказал Флоров. — Как государев человек я не позволю, чтоб живого человека закапывали в могилу.

Они шли, не оглядываясь, и не видели, как Аксак, подобрав полы запачканного сырой землей халата, припустил к мулле и что-то горячо зашептал.

Их долго не пускали.

Женщины встали горой, а особенно надрывалась мать Фатьмы.

— Чужой человек не должен видеть лицо моей любимой доченьки, — причитала она.

— Да по казенной он нужде, — безуспешно пояснял Семен. — Должен засвидетельствовать кончину. Чтоб значит документ выписать.

Ничего не помогало, а время уходило, скоро должны были вернуться мужчины с погоста, чтобы забрать покойницу и отнести ее на руках до последнего пристанища.

— Урядника надо, — проговорил Флоров. — Где у вас тут урядник? А ну отвечать!

— В волости, в Кисулях, — ответила безутешная мать. — Но вам все равно не отнять у меня мою доченьку.

Неизвестно, что нашло на Флорова: отчаяние от безысходности ситуации или наоборот решимость спасти девушку от узкой ниши в бездонной яме, где ей суждено было очнуться и провести самые страшные минуты, которые когда — либо выпадали человеку, но он вдруг закричал:

— Да жива твоя Фатьма! Жива!

На некоторое время воцарилась тишина, а потом очень тихо мать повторила:

— Жива?

— Жива, дайте мне только глянуть, — на нем повисли давешние женщины в цветастых платках, но внезапно на них кинулась возымевшая надежду мать, приговаривая:

— Пустите его, пустите. Раз так случилось, значит, Всевышний не против, а он не допустит несправедливости, хвала ему.

И Флоров вошел.

Фатьма лежала в горнице, обложенная охапками полыни. Она была голая и производила полное впечатление заснувшей. Наметанным взглядом, Флоров отметил отсутствие трупной серости, отвислости челюсти и других свойственных смерти признаков.

На больших округлых грудях выделялись ярко алые сосцы. Плотно сомкнутые губы тоже имели алый цвет. "А ведь, пожалуй, и вправду жива", — еще не веря себе, подумал Флоров.

Он подошел и взял девушку за руку. Трупного окоченения не было!

— Семен, неси нашатырь из коляски! — Крикнул он в дверь.

Но вместо возницы в комнату вошли старухи, несущие продолговатый жестяной таз для последнего омовения. Отстранив Флорова, они молча и неуклонно приступили к своим обязанностям.

Флоров вышел на улицу. Двор заполнился людьми, словно по мановению волшебной палочки. Мужчины вернулись. Впереди стоял мулла и пристально смотрел Флорову прямо в глаза.

— Ее нельзя хоронить, она жива, только находится в бессознательном состоянии, — сказал Флоров. — Вы же современные люди. Девятнадцатый век на дворе.

— Всевышний ее забрал, она должна быть похоронена до захода солнца. Я все сказал! — проговорил мулла и, потеряв к продолжению разговора всякий интерес, отвернулся и направился к голове процессии.

— Это противозаконно. Я доложу уряднику! — в отчаянии крикнул Флоров, он понял, что вот-вот грянет ужасное, а именно — при нем погребут живого человека, а он ничего не сможет предпринять, терпеть это было сверх его сил, еще немного и рассудок его помутится, толкнув на самые необдуманные поступки.

Но он уже созрел для самых решительных действий. Пусть потом за них придется отвечать, пусть его судят, у кого поднимется рука осудить его за то, что он не дал погубить молодую душу.

— Семен, — тихо подозвал он возницу. — У меня в шкатулке мушкет имеется.

— Барин, я с вами до конца, — прошептал тот. — Никому не позволено таку красу губить. Там под облучком есть кинжал, я его с кавказской привез.