Лунный свет - [18]

Плетенку с кистью винограда.

Нет! наша жизнь текла иной

Дорогой, – тихою рекой;

Над ней таинственно шумели

Непроходимые леса,

И северные небеса

В ней отражались…

Помню мели

Песчаные, волнистой мглой

Подернутые, – сосны, ели,

Солому, копоть, волчий вой,

Песнь заунывную, далекий

Звон колокола, одинокий

Шалаш, костер, кой-где следы

Пожара, да из-под воды

Виднеющиеся пороги.

И долго я искал дороги,

И медленно, где только мог,

Я плыл, толкая мой челнок,

И верил я в существованье

Иных, счастливых берегов:

Мне говорил об них Камков,

Герой недавнего преданья.

Не раз в излучинах реки

Сходились наши челноки…

Он старше был, пловец усталый,

Я был пред ним ребенок малый,

И он учил меня веслом

Махать смелее. Вдруг пахнуло

На нас метелью… Все кругом

Вдруг побелело, и потом

Его чуть в тину не втянуло,

Меня чуть не затерло льдом.

И я мой челн разбитый бросил.

Порой на берег выхожу:

Там вижу я обломки весел

И пригорюнившись сижу…

Взломало лед – и те же волны

Стремятся вдаль, и по волнам

Плывут других другие челны

К обетованным берегам.

Привет вам, братья! Путь счастливый!

Я по пословице правдивой —

«Рыбак узнает рыбака»,

Вас узнаю издалека.

Привет вам, братья! Но не знают,

Знать не хотят, не узнают

И на привет не отвечают —

И мимо берега плывут…

_______

Пойду домой. Что ж делать дома?

Дремать ли? Пчелку ли читать, —

За Гарибальди улетать…

Или пародии писать,

Иль живописного альбома

Переворачивать листы,

Встречать неверные черты

Знакомых лиц, глядеть на виды

Кавказа дикого, Тавриды

Покинутой, степей пустых —

И вызывать воспоминанья,

И смутно чувствовать, что в них

Нет прежнего очарованья?

Ужель разочарован я?!

Давно ли!.. Да, мои друзья,

Кто в самого себя лишь верит,

И говорит, что вера в нем

Еще кипит живым ключом,

Тот или недалек умом,

Иль очень тонко лицемерит.

Что значит верить в самого

Себя… в себя, – в свою особу! —

Нулем быть, подвигаться к гробу

Отдельной точкой, ничего

Кругом не видеть, злою жаждой

Томиться вечно, ибо каждый

Из нас, каких бы ни был сил,

Один – ничтожество, и гений

Без дружных рук, без увлечений

Простынет, если не простыл.

Где сердце тухнет, где не светит

Сей факел гордого ума,

Там, может быть, вопросов тьма

Из жизни встанет; жизнь отметит

Их, может быть, но не ответит

Ни на один из них —

Любви!

Огня, огня побольше!..

……………

……………

……………

_______

Давно один сижу я дома,

Не слышу прежних голосов…

И снится мне мой друг Камков,

Невольно снится!

Вам знакома

Его каморка – стало быть,

Начну короче говорить.

Что делает Камков? Читает —

Статью ли пишет? Нет, страдает.

Но – что за вздор! ужели он

Серьезно, не шутя влюблен!

Спросите. – Этого не знает

Пока никто, а за него

Я, право, не могу ручаться.

Он может вдруг опять приняться

За философию. Тогда

Мы будем с носом, господа,

И первый буду я сконфужен.

Скажите, без любви кому

Тогда роман мой будет нужен?

Конечно, другу моему

Не чужды были увлеченья,

Но – это были треволненья,

Похожие на вдохновенья;

Он как-то вспыхивал и – гас.

Я знаю, что Камков не раз

Пленялся красотою женской,

То городской, то деревенской,

Пленялся выраженьем глаз,

Пленялся милой простотою,

(Неужто более ничем?)

Но он до глупости был нем,

Суров до самоотреченья,

До невозможности желать

Взаимности… Я размышленья

Его могу вам передать.

– Камков! он думал: – ты опять

За старое… тебе ли с рылом

Суконным да в гостиный ряд!

Ты в одиночестве унылом

Уже заплесневел, измят

Ты рано внутренней борьбою…

И ничему не поддался,

И ни за чем не погнался.

Тебе ль роскошничать! Что страсти?!

Ведь это роскошь жизни. Мне ль

Сгорать и млеть у них во власти?

Вон на дворе шумит метель…

В окошки дует… сыро, чадно…

Бюст Пушкина один парадно

Стоит и лоснится в угле.

Поэт! спасибо! (хоть за это,

Бедняк, благодари поэта!)

Вот – беспорядок на столе,

И старых лексиконов томы

Такими кислыми глядят,

Что, кажется, чихнуть хотят.

Увы! в такие ли хоромы,

К иным мечтам приучена,

Взойдет она – моя жена,

Иль хоть любовница?.. Быть может,

Любовь моя все превозможет.

(Все может статься на беду!)

Чем я отпраздную победу?

Вдвоем с ней к Печкину пойду

Или в Сокольники поеду?..

…………

Извольте видеть, господа,

Как размышлял он иногда.

И размышляй всегда он эдак, —

Я б убедился напоследок,

Что из героя моего

Не выйдет ровно ничего.

Байронствующий Подколесин,

Он был бы для меня несносен.

Но не любил он, а мечтал:

Неизъяснимый идеал

Неизъяснимой красотою

Его дразнил, манил и ждал.

Перед больной его душою

Он встанет тенью молодой,

Неуловимой, роковой,

И ум его не развенчает

Ее чела… Недаром он

Как бы предчувствием страдает —

Как будто чем-то огорчен.

Сердит, – и не подозревает,

Как он велик и как смешон.

Вот он на циферблат косится,

Семи часов зачем-то ждет —

Как будто опоздать боится,

И в то же время тайно злится,

Что стрелка медленно ползет.

У баронессы он обедал,

И хоть шампанского отведал,

Но был не весел, и домой

Пришел сердитый. —

– Боже мой!

Ему сказала на прощанье

Жена барона, – вас просить

Хотят, через меня, учить

Одно премилое созданье, —

Княжну Таптыгину. Ей лет

Шестнадцать, и она уж в свет

Пустилась. Думаю, учиться

Ей некогда: к тому ж она

Собою очень недурна;

За нею станут волочиться,

И уж волочатся.

– Но я, —

Сказал Камков, – уж две недели

Хожу к ним в дом, и вам меня

Просить не нужно.

– В самом деле!..

Уже?!

И взор ее скользнул

Куда-то в сторону. Минута