Лунный свет - [19]

Прошла в молчанье. Почему-то

Герой мой фрак свой застегнул,

Вздохнул и руку протянул

За шляпой.

– Признаюсь вам, – рада

Я за княжну, но не за вас…

– Во всяком случае мне надо

Спешить домой… Который час?

– Опять домой? Ну погодите,

Не важничайте. Расскажите…

Неужели не скучно вам

Сидеть с княжной и по складам

Ее учить! Княжну я знаю:

Она мне дальняя родня,

Хоть и бывает у меня

Довольно редко. Князь – отсталый

Помещик и гордец немалый.

Подчас хвастун и враль большой.

В разводе с бедною женой,

В долгах по горло, утопает

В шампанском и лакеев бьет.

Дочь с папеньки пример берет,

И маменьки не уважает:

Как та ее ни умоляет

Видаться с ней, – она как лед,

И нет в ней сердца. Гувернантку…

Ну, словом, эту англичанку…

Кто ей нашел, когда отец

Любимую свою цыганку

Прогнал из дома наконец?

Я и княгиня. – И ужели

Княжна умна! Вы две недели

Даете ей уроки – ну,

Как вы находите?

– Княжну

Я мало знаю… – Не успели

Вы раскусить…

– Да, – подтвердил

Камков: – еще не раскусил.

И баронессе показалось,

Что он надулся. Подошла

Она к роялю, провела

Рукой по клавишам, взяла

Аккорд и громко засмеялась:

– Ах, чтоб раскусывать, у вас

Недостает зубов подчас:

Вы только мастера кусаться!

Камков упрямо стал прощаться,

Сказал, что едет на урок.

– Я б заперла вас на замок,

Я посадила бы вас в клетку,

Когда б могла! Зачем вы редко

Являетесь? По четвергам

Зачем вас нет… И как же вам

Не грех, не стыдно?!

Так игриво,

И строго, и полушутливо,

С особенным уменьем дам

Великосветских баронесса

Его бранила и была

Любезна. Вдруг – оборвала

Поток речей, не подала

Руки, и вышла вон…

– Мила,

Как бес; но похитрее беса! —

Подумал про себя Камков…

Домой пришел он в шесть часов

И трубку закурил, и ходит,

Как будто места не находит

Или не знает, что начать;

Но вы, друзья, хотите знать,

Как мог Камков, от обожанья

Прелестной женщины, с таким

Умом и сердцем развитым,

Дойти до странного желанья

Противоречить ей, сердить

И даже иногда с ней быть

Ей-богу чем-то вроде буки?

Давно ли он почти без скуки

Мог с нею время проводить,

Смеяться, спорить, говорить

С ней об открытиях науки,

И об искусствах, и о том,

Куда мы наконец идем,

Какая всех нас ожидает

Судьба, – и прочее. – К тому ж

Жена мила, доверчив муж,

Сын туп – и все как подобает.

Давно ли странный мой герой

Был далеко не хладнокровен.

Когда Моцарт или Бетховен

Был оживлен ее игрой,

Когда рояль ее гремела,

Как божий гром, иль нежно пела

И слышался кристальный звук

Под пальцами искусных рук;

Когда у ней лицо горело,

И темные, как ночь, глаза

(Которых ни одна слеза

Не оросила) покрывались

Блестящей влагой и к нему

С заветной тайной обращались.

Когда – бог знает почему —

Она невольно любовалась

Своим влияньем… то терялась

В мечтах – была оживлена,

То становилась вдруг бледна,

Игру внезапно прерывала,

И говорила: «Что же вы

Молчите?» – и сама молчала,

Не поднимая головы.

Когда она его встречает

И руку нехотя дает,

И так же нехотя берет

Ее назад, – не отвечает,

Или глазами провожает,

Когда он хочет, не простясь,

Уйти домой в урочный час,

Ужели он не замечает

В ней перемены, и не льстит

Его такая перемена!

И он не ждет – не дорожит

Минутами!

Какая пена

Морская, взбитая волной,

Сравнится с млечной белизной

Ее роскошных плеч и шеи?

Чей голос мягче, взор смелей?

Что в свете может быть темней

Ее волос? Они, как змеи,

Крутятся – и Камков не раз

Их видел, издали косясь,

И перед поздним балом в бальном

Костюме он ее видал,

И утром иногда встречал

Ее у сына – в белом спальном

Наряде, в блузе и чепце,

С дремотной томностью в лице,

С тем тонким, неостывшим жаром

Постели, ночи и всего,

Что было тайной для него;

В том неглиже, в котором даром

Не любят женщины себя

Показывать: они любя

Или по дружбе позволяют

Собой пленить нас по утрам;

Лишь те, которые снимают

С них мерку, этого не знают;

Башмачник, например, для дам

Что значит? – ничего!..

…………

Тогда протянутая ножка

Бесчувственна – и стало быть

Башмачник может приходить

В тот ранний час, когда окошко

Еще завешено, и свет

Дневной из-за пурпурных складок

Скользя глядит на беспорядок

Счастливой спальни. Но поэт —

Философ – словом, мой ученый

Для баронессы был персоной,

А не ремесленником; с ним

Нецеремонность эта с детства

Была бы в ней не чем иным,

Как только шалостью кокетства

Или затеями любви.

Как баронесса умудрилась

В него влюбиться? чем пленилась?

Иль, может быть, у ней в крови

Везувий тлел! – К чему напрасно

Судить, рядить иль обвинять!

Природа – деспот: самовластно

Царит и любит направлять

Людей на собственные цели,

Чтобы не слишком разжирели,

Чтоб не застаивалась кровь —

И посылает нам любовь.

И все это герой мой видел

(Хоть и не скоро увидал).

За что ж природу он обидел?

За что, злодей, возненавидел

Ее кокетство? – Дурь нашла,

Или природа обожгла

Его за то, что он, случайно,

Как трус, ей в очи заглянул,

Иль по незнанью оттолкнул

Он чашу с нектаром, и тайно

Раскаивался в этом? – Да,

Была минута, господа…

И он домой пришел смущенный,

Почти всю ночь не спал и, сонный

Страдал, как будто кошемар

Его давил…

Что это значит?

Не то ли, что любви запрос

Того, кто в бедности возрос,

Всегда сначала озадачит?

Не то ли, что сердечный жар

Мог заразить его? Горячка

Не так прилипчива, как то,

Чего мы скрыть не в силах. Кто

Матрос, того морская качка

Не может не качать: унять

Ее по щучьему веленью