Лунный свет - [34]

– То есть ты хочешь сказать, что тебе хоть и запрещали ругаться, но не вдалбливали в голову, что электричество – порождение сатаны?

– Да, именно это я и хочу сказать. Я просто не знала, что по подобным играм проводятся турниры.

– Более того, каждый год устраивают состязания для профессионалов, получившие название Магического кубка мира. Ты едешь в другой город, выигрываешь и срываешь приличный куш. Счет идет на десятки тысяч. Да при этом еще путешествуешь по классным местам. Я бы тоже так хотел.

– Значит, ты не хипстер с пучком на голове, а ботан.

Он изобразил на лице оскорбление:

– Чтобы ты знала, это не пучок, а… скажем, хохолок. Но ты права, я еще тот ботан. А если добавить сюда любовь к фокусам и тот факт, что мне уже девятнадцать, а я все еще живу с мамой, то и вовсе получится этакое свирепое чудище-задрот.

С этими словами Дэниэл стукнул себя кулаком в грудь и заревел, как обезьяна.

Я так захохотала, что даже расплескала на руку горячий чай.

– Ага, ты уже смеешься над моим задротством! – воскликнул он, весело сверкнув глазами.

– Я же ведь по-доброму. Ты, похоже, величайший ботан из всех, кого мне когда-то приходилось встречать.

– Быть в чем-то первым всегда здорово, – с улыбкой ответил он и протянул мне свою чашечку с кофе, чтобы чокнуться.

А когда я надлежащим образом на этот жест ответила, кивнул на витрину магазина и добавил:

– Нам, надо полагать, туда.

Музыкальный магазин располагался в доме длиной целый квартал, соседствуя с лавчонкой, специализирующейся на жареной рыбе с картошкой, и ночным клубом для геев. Возвышающееся над тротуаром дерево с густой листвой напрочь скрывало собой его непритязательную черно-белую вывеску с надписью «Тенор Рекорде». Если бы не конверты от дисков, которыми была залеплена стеклянная дверь, мы бы ее даже не заметили.

– Все, Нора, допивай свой мартини, и давай займемся расследованием, – сказал Дэниэл, лучась заразительным весельем.

Он открыл дверь, звякнул колокольчик, и мы шагнули внутрь.

Узенькое пространство магазина представляло собой кошмар клаустрофоба. Массивные полки с дисками тянулись от кассы до двери с надписью «Только для персонала» в глубине зала. Каждый дюйм стены занимали альбомы, прикрепленные к стеллажам, и винтажные конверты из плотной бумаги – оперы и концерты минувших десятилетий на каких угодно языках. А меж двух внешних стен красовались музыкальные инструменты, подвешенные на рыболовной леске к потолку: скрипки со смычками, кларнеты и флейты. Сцена чем-то напоминала Большой зал в Хогвартсе.

– Ух ты, – сказал Дэниэл, оглядываясь по сторонам под звуки струнного квартета Моцарта, вырывавшиеся из вибрирующих магазинных динамиков, – а мы здесь, похоже, единственные покупатели.

И ни одного продавца. Мы действительно стояли одни.

– Может, кто-то есть в глубине? Давай-ка поищем.

Мы с Дэниэлом прошли по проходу, вглядываясь в секции записей. Когда я увидела оперный отдел, он стал просматривать конверты. Большинство из них казались старыми и потертыми. В глаза бросались фрагменты слов, начертанных винтажными шрифтами: оперные арии и сцены, «Декка», Мария Каллас, Паваротти, Метрополитен-оркестр, «Тоска», «Травиата», «Энтони и Клеопатра». Ощущение было такое, будто читаешь книгу на иностранном языке.

– Смотри, – прошептал Дэниэл, поднимая огромную упаковку пластинок, украшенную серебристыми готическими буквами «Der Ring Des Nibelungen»[9].

– Это что, опера? О боже. Пятнадцать часов? С ума сойти. Я бы, наверное, уже на первом уснула.

Мне попалась пластинка с ариями из «Аиды» Верди. На обложке красовалась фотография декорации в виде огромного египетского храма, на фоне которого пара исполнителей казались муравьями.

– Римский оперный театр. Никогда бы не подумала, что декорации могут быть такими искусными, – сказала я и развернула вклейку, чтобы посмотреть на этот египетский храм изнутри.

– Бродвей, похоже, сошел с ума, – произнес Дэниэл и подошел ближе, чтобы тоже поглядеть на фотографию. – Значит, Рэймонд Дарке, по-твоему, слушает именно это?

В этот момент из глубины магазина появился единственный продавец – бледный, долговязый парень чуть за двадцать, если не меньше. На одной стороне головы он свои белокурые волосы сбрил, на другой они лезли ему в глаза. Когда он потянулся поправить на верхней полке сборники нот, из-под рукавов рубашки выглянули запястья, татуированные опять же нотами. Затем он направился к кассе в передней части магазина и остановился, только когда нас углядел.

– Что-то хотели купить, ребята? – спросил он, отбрасывая с глаз волосы.

Дэниэл закрыл альбом с «Аидой», сунул его подмышку и подошел к продавцу.

– Привет, приятель, как жизнь? – как можно небрежнее бросил он. – Мы тут ищем одного человека, который вполне может оказаться вашим постоянным покупателем. Не поможешь нам?

– Э-э-э… – Продавец посмотрел на Дэниэла, затем на меня, потом обратно на него: – Может, и помогу.

– Он белый мужик, не так давно переваливший за пятьдесят. Примерно вот такого роста, – начал Дэниэл, показывая рукой, – судя по виду, обожает вино, у него красноватый нос и брюшко. Носит синюю бейсболку. И без конца хмурится.