Лунный свет - [29]

Это мне тоже было известно. Девчонкой я не раз помогала миссис Пэтти класть его туда в дождливые дни. Она всегда говорила, что подавать яблочный пирог холодным грех.

– Давай, Берди, – сказал он, – я-то себе точно возьму. Пирог на завтрак – лучший в мире! Это просто охренительно, ЧМС!

– Я вообще когда-нибудь смогу искупить это ЧМС? – проворчала я.

– Не-а. Я теперь использую это выражение при каждой возможности. Это же, нахрен, просто восхитительно.

К нашему столику подошла официантка лет восемнадцати – двадцати, остановилась и посмотрела.

– А, это опять вы, – сказала она, сунув карандаш за ухо, в крашеные клубнично-красные волосы.

Беджик на груди официально сообщал, что ее зовут Шондой, но над ним красовался еще один – с надписью «Капитан Кранч»[7].

– Хотели в прошлый раз от меня смыться и оставить без денег?

Меня тут же охватило жгучее желание растаять прямо на диванчике и стечь под стол.

Что же до Дэниэла, то он лишь широко ей улыбнулся:

– Ах, Шонда, Шонда. Лучшая официантка «Лунного света». Да что там «Лунного света», бери выше, лучшая официантка всего Сиэтла. Ты же знаешь, это просто была ошибка. Разве я не хожу сюда постоянно вот уже несколько месяцев? Разве за это время не стал твоим любимым клиентом?

– У меня их много, любимых, которые надлежащим образом дают на чай, – бесстрастно ответила она.

– Принято, – засмеялся Дэниэл, – но в прошлом месяце это была просто ошибка. Да и потом, я ведь заплатил, помнишь?

– Помню, – сказала она, – мне так думается, что от скандалов на почве любви народ сходит с ума.

– Не-а, не угадала, мы попросту коллеги, – быстро ответил на это Дэниэл, показал подбородком на доску с поляроидными снимками тех, кого в «Лунном свете» считали злодеями, и добавил: – Обещаю тебе, мы больше никогда не будем вести себя как придурки.

Она уставилась на него, уперев руку в бедро.

– Да ты глянь. У нас для этого есть все возможности. – С этими словами он вытащил из кармана смятую двадцатидолларовую бумажку, разгладил ее и положил рядом со своей салфеткой. – Я возьму кусок этого чуда под названием «Положи сверху ягодку» и кофе. Да побольше сливок. А о твоих сегодняшних чаевых потом будут слагать легенды.

В ответ из груди девушки вырвался долготерпеливый вздох, после чего она перевела взгляд на меня. Она видела, что я сижу ни жива ни мертва? Понимала, чем мы тогда, в прошлом месяце, занимались?

– Могу поклясться, я тебя откуда-то знаю, – сказала она, вглядываясь в мое лицо. – Погоди-ка, ты ведь как-то говорила с миссис Пэтти, да?

Я кивнула и ответила:

– Мы когда-то жили в квартире над ресторанчиком. Она частенько со мной сидела.

– Вот оно что, – сказала официантка, – значит, ты та самая девчушка, Дови.

– Та самая, только зовут меня Берди.

– Миссис Пэтти говорила, что твоя мама была ей как дочь. Жаль, что ее так быстро не стало, я тебе сочувствую.

– Спасибо, – сказала я.

Почувствовав себя от ее соболезнований неуютно, я тупо уставилась в меню и совершенно бездумно сделала заказ. А когда она ушла, испытала облегчение.

– Спасибо, что прикрыл, – пробормотала я в адрес Дэниэла.

– Всегда пожалуйста, – успокоил меня он. – Ты в порядке? А то, когда она завела разговор о твоей маме, ты будто язык проглотила.

– Думаю, я просто устала оттого, что мне все выражают сочувствие. Смерть вроде бы носит личный характер, и говорить о ней всуе с незнакомыми людьми – типа, «слушай, а денек-то сегодня выдался жаркий, кстати, жаль, что тебя постигла утрата» – может… утомлять.

– Прекрасно тебя понимаю.

– Да и потом, после маминой кончины прошло уже восемь лет, и думаю, теперь мне от этого уже не так больно, как оно порой бывает.

– А бабушка? Она ведь скончалась совсем недавно. Полгода назад?

– Плюс-минус. Поэтому сейчас в таком деле, как соболезнования, мне уже положено стать профессионалом, правда? – сказала я, стараясь развеять мрачную атмосферу.

– На мой взгляд, ни один человек не владеет искусством их говорить, – сказал Дэниэл с кроткой улыбкой, которая каким-то непостижимым образом несла в себе утешение, – да и потом, их всегда выражают с ноткой жалости, что, собственно, и есть самое худшее.

Я кивнула, несколько удивившись, что он все так правильно понимает. И тут же вспомнила аккаунт с его именем в социальной сети с кратенькой надписью «Хватит спрашивать меня, в порядке я или нет». Возможно, за этим скрывалось нечто большее, чем обычный подростковый страх. Я немного помедлила и спросила:

– У тебя тоже кого-то из близких…

Он покачал головой:

– Не-а. Просто я ненавижу тех, кто меня жалеет. Потому что чувствую себя от этого слабым.

Ага, понятно. Вероятно, он имеет в виду свои проблемы со слухом, но, похоже, не желает о них говорить. Поэтому я лишь кивнула и уставилась в залитое дождем окно. Фары снующих туда-сюда по улице автомобилей оставляли за собой размытые следы.

– Я приехал не для того, чтобы что-то забрать.

– В каком смысле?

– Это была ложь, – ответил он, раскладывая на столе приборы, – я приехал специально тебя повидать. Нет, ты не подумай, это не слежка. Просто… даже не знаю. Не знаю, и все.

– Ага, – глупо произнесла я.

Какая-то частичка моего естества запаниковала, в голове забилась мысль: