Лунное золото Революции - [11]

А станину ставить негде — в тамбуре и так тесно… Ну вот не подумал в своё время профессор, что придет нужда тут тяжелый пулемет устанавливать.

То ли дело ручной «льюис» — всего пуд. Таким и одной рукой управиться можно.

Французы двигались углом — ведущий и два ведомых. В их неторопливом приближении сквозила уверенность в своих силах.

Ловкий стремительный полет аэропланов был полной противоположностью конвульсивному дерганью подбитого космолета. Тот, то поднимался немного, то также неожиданно опускался на несколько метров. Только на Дегтеву точность это никак не должно было повлиять. Владимир Иванович чувствовал пулемет как продолжение руки, хотя мороз и ветер крючили пальцы. Упершись ногой в боковину люка, Дёготь вдался спиной в стену и, выставив пулемет наружу, выпустил очередь по приближающимся аппаратам.

Грохот пулемета перекрыл рев двигателя, плечо заныло от отдачи. Все как всегда, только не было привычного звона — гильзы канули в пустоту за бортом. Он уперся покрепче, готовый прострочить небо и французов свинцовой строчкой, как неожиданно образовался и четвертый аэроплан. Летчик смело поднялся снизу, чуть в стороне от троицы, словно ждал неприятностей от них, а не от «Иосифа Сталина».

«Ну, давай, давай, — подумал Дёготь, разворачивая пулемет к новому противнику. — Давай поближе… Сейчас я тебя разочарую, наемник мирового капитала».

Странно, но пилот и впрямь ничего не боялся, словно чувствовал себя заговоренным от пулеметных пуль.

На секунду мелькнуло подставленное летчиком брюхо машины, но Дёготь успел задержать палец на спуске. От неожиданности он дернулся вперед и чуть не уронил оружие. Вместо французских трехцветных кругов на плоскостях аэроплана оказалось нечто до сих пор им невиданное. В два цвета — черный и красный там красовались то ли звезды, вписанные в черные свастики, то ли наоборот — свастики, вписанные в красные звезды….

Аэроплан крутанулся и с переворотом ринулся вниз. За ревом, что бился в ушах, Дёготь не расслышал стрельбы, но на его глазах один из французских аэропланов задымил и понесся к земле. Неизвестный доброхот не бросился его добивать, ему хватило и того, что противник вышел из боя. Второй француз, сообразив, что это не товарищ, а враг, скользнул следом, но немец круто увел машину вверх…

Дёготь не досмотрел, чем там у них все кончилось — ему нашлось другое дело. Два не связанных боем преследователя застрекотали пулеметами. Вспышки выстрелов блестели как солнечные зайчики и он, приподняв пулемет, ответил.

Не было в этом воздушном бою никакого азарта.

Если на войне смерть, горяча кровь, напоминала о себе свистом пуль, грохотом рвущихся гранат, то тут ничего такого не было. Даже если французские пули и летели где-то рядом, то свиста их слышно не было за грохотом двигателя «Иосифа Сталина».

Владимир Иванович прекратил стрелять и принялся оттаивать пальцы над раскалившимся кожухом.

Французы превосходили их в скорости и теперь, обогнав, заходили с другой стороны. Зацепившись за дверь Дёготь высунулся, чтоб посмотреть что там происходит. Краем глаза, за округлой стеной космолета он увидел одну машину. Моторчик неслышно стрекотал, на месте винта вращался радужный круг. Смотреть на летучего француза он еще мог, а вот стрелять… Попробуй он это сделать и пулемет утянет его вниз… Но ведь что-то надо сделать, как-то помочь своим…

Он шагнул внутрь. До иллюминатора пять шагов.

Ударил прикладом раз, другой, но, опомнившись, остановился. Стекло, по замыслу профессора могло вынести и не такое. Отойдя к стене, Деготь направил ствол на иллюминатор. Мировое Пространство, вещь, конечно, серьёзное, однако с пулеметной пулей его все же не сравнить.

Очередь вынесла стекло, забрызгав осколками и так испоганенный пол.

Поставив меж двух прозрачных зубцов ствол пулемета, Дёготь стал ловить в прицеле силуэты французов. Диск кончился, и он вставил новый, пустив пули перед собой непрерывным пунктиром.

Неожиданно для него правый француз качнул крыльями и, обессилено шатаясь из стороны в сторону, закрутился в штопор.

— Второй! — заорал Деготь. Вряд ли Федосей его слышал, но глаза-то у товарища были…

Левый француз почувствовал свою уязвимость и, не прекращая стрельбы, дернулся в сторону. За его хвостом из облака вывалилась звездосвастичная пропажа и пришпилила дымной очередью француза к ближайшему облаку.

— Третий!

Деготь почувствовал, как расправляются плечи. Теперь шансы выжить у них были гораздо выше нуля.

Небо в проеме люка становилось все тусклее и тусклее, и вместе с цветом уходил и звук. Он не пропал никуда, был рядом, но глох в тумане… Тумане?

Не в тумане, черт его дери! В облаках!

Не опасаясь случайной пули, коминтерновец высунул голову. Мир вокруг «Иосифа Сталина» погружался в зыбкое марево холодного пара. Он становился все гуще и гуще, отрезая корабль от врагов и неприятностей. Облако впустило их в себя, закрыло туманной завесой от прицельно прищуренных глаз пилотов.

Оно-то хоть и белое, а все одно за красных!

Прислонив пулемет к стене, и не отрывая взгляда от облаков, Дёготь стал нащупывать диски. Пустой, пустой, пустой… Опустошенные диски один за другим летели вниз. Ничего. Он понял, что борьба закончилась и ни капли не сожалея, опустил пулемет в пустоту за бортом.