Луна в ущельях - [6]

— Эге-е-ей! Берегись!

Что там еще стряслось? Нелепо взмахнув руками, Вадим, не успев даже охнуть, полетел в ледяное крошево. Он запомнил скачущего среди осинок на берегу шоколадного в сиянии водяных брызг изюбра и обычное ярко-желтое пятно на его заду.

ГЛАВА ВТОРАЯ

1

С затянутого облаками серого неба, как из распоротой перины, летит снежный пух. Он кружится, медленно падает, садится на деревья, на крыши домов и высокого с колоннадой здания с выпуклыми буквами по фронтону — КАРГИНСК. Садятся снежинки и на серебристые самолеты различных конструкций, напоминающие больших птиц и гигантских тайменей с оттянутыми назад плавниками и высоко торчащим хвостом, на взлетно-посадочную полосу, по которой с ревом проносятся стремительные ТУ.

Однако там снежный покров слизывают колючими языками снегоочистительные машины. Юркие автокары — красные, желтые, синие, зеленые — развозят пассажиров и грузы во всех направлениях. Нет суеты, но есть чувство времени. Степенно приближается к подрулившему самолету серебристый трап.

А снег идет. Застилает небо и свет уличных фонарей, накрывает землю белой непроницаемой мглой. Ему, снегу, нет дела ни до счастливых объятий и поцелуев, ни до возбужденного удачным приземлением экипажа, за восемь часов доставившего без малого две сотни пассажиров из конца в конец огромной страны. Снег сыплет. Он знает свое дело.

«Аквариум» — портовый ресторан, открытый всем ветрам и рейсам, — сверкал стеклом и неоном. Он был насквозь прозрачен и действительно напоминал аквариум — залитый светом сплющенный шар, внутри которого легкие столики на тонких алюминиевых ножках, пустующая сейчас посередине зала эстрада с вызывающе красным роялем и красные, под рояль, поливиниловые квадратные часы с циферблатом без цифр. В воздухе носился смешанный запах вина, жареного лука и апельсинов. Ослепительно белые кружевные наколки официанток, напоминая старинные кокошники, только подчеркивали присущий всему аэропорту современный вид.

Одна из официанток бесшумно открывала минеральную воду и, наполняя бокал такой же молодой, как сама, посетительнице, глазами показала на сидящих рядом двух пожилых мужчин:

— Берите пример с ваших кавалеров, девушка. На самолет надо с полным желудком.

Девушка промолчала.

— А в самом деле, — подхватил один из мужчин — кряжистый, смуглолицый человек, — может быть, все-таки летим, Дина Яновна? Вылет из-за погоды задерживается. А? Долго ли собраться? Как думаете, Ян Зигмундович?

Дина отрицательно тряхнула стрижеными пепельными волосами и, поправив на шее тяжелые агатовые бусы, ответила небрежно:

— Папа, повтори, пожалуйста, Виктору Степановичу, почему мне нельзя лететь. Мое объяснение его не убедило.

Она отвернулась и сквозь незамерзающую овальную стену стала смотреть, как, слипаясь в хлопья, падают на стекло снежинки и тут же сверкающими струйками стекают вниз.

— Если имеешь маму в виду — не так уж она больна, — усмехнулся Ян Зигмундович. Его коротко остриженная голова и такая же бородка щедро осыпаны инеем, мочки ушей чуть поблекли и сморщились, но лицо еще крепкое, волевое; небольшие слегка выцветшие голубые глаза в сеточке морщин смотрят зорко, без усталости.

Он дожевал свой бифштекс, запил его глотком нарзана и твердо, как все латыши, выговаривая окончания слов, добавил уже серьезно:

— Пожалуй, Виктор Степанович прав, дочка. Поехали?

— Вы оба правы, убийственно правы, поэтому я остаюсь, — сказала Дина.

Мужчины переглянулись и, закуривая, заговорили вполголоса о предстоящих в Москве баталиях за ассигнования.

Еще утром стало известно о таинственном исчезновении Сырцова, но за весь этот день и вечер они ни разу не заговаривали о нем при Дине: она не переносила фальши, а правда была бы для нее чересчур жестокой. И уговаривая лететь, они просто хотели уберечь ее от возможного потрясения. Да, что-то стряслось. Виктор Степанович по своей линии тоже поднял на ноги весь район, по следам Сырцова, бросив все дела, прошел Аянка, два вертолета висели над тайгой, обшаривая каждый уголок в районе Маны. Но все пока было напрасно. Тайга ревниво хранила свою тайну.

— Надо в главке потребовать еще один вертолет, а то у нас получается тришкин кафтан, — Ян Зигмундович излишне старательным произношением незаметно для себя выдал волнение, и дочь зорко посмотрела на него.

— Ладно, ладно, коллега, поддержу, — откликнулся Виктор Степанович.

Они замолчали, думая каждый о своем. Усматривая в их молчании что-то зловещее, Дина негодовала и с нетерпением ждала, когда объявят посадку на самолет отца.

…Она готова к любым испытаниям — лишь бы не сидеть сложа руки. Она верила, что найдет его живого и невредимого, поможет ему. Она никогда больше не пустит его в тайгу. Пусть походят другие. За пять лет Вадим достаточно потопал и по тайге и по тундрам. Уговорю остаться в управлении и сама получу диплом и приеду. И пусть бригантина не поднимает пока парусов, пусть постоит в гавани.

Покрывая звон посуды и беспокойный ресторанный гул, репродуктор объявил о посадке на северный маршрут, заставив засуетиться многочисленную семью за соседним столиком, потом тот же голос четко сказал: