Чтобы попасть в Атун, надо идти моторкой вверх по вздорной мелкой речонке, сплошь утыканной заломами, или садиться в райцентре на «Антошку», как по-свойски называют в тайге надежный и безотказный воздушный автобус АН-2, и сделать бросок через тайгу. Только зимой по льду Маны пробиваются к горняцкому поселку грузовые автоколонны, да разве какой шатоломный поисковик, опаздывающий из отпуска, пройдет на лыжах прямиком. А как быть Вадиму Сырцову сейчас? По Мане густо идет шуга, аэродром так развезло после тайфуна, нанесшего ненароком тропический ливень пополам со снегом, что даже проворный АН-2 стоит уже вторые сутки с задранным кверху носом, словно принюхиваясь к погоде.
— Не взлететь! — простуженно просипел молодой круглолицый пилот, утонувший в просторном, мехом внутрь, черном комбинезоне и огромных собачьих торбасах. — А каково садиться в такую слякоть? Штормовой фронт не миновал и райцентр.
Пилот откровенно недружелюбно оглядел высоченного, на голову выше себя, поисковика в зеленой ватной телогрейке, с шапкой вьющихся, непокрытых светлых волос. Видавший виды рыжий рюкзак за плечами. Из наружного кармана высунулась зеленоватая кедровая шишка. Рывком сняв тяжелый рюкзак, геолог нашарил в кармане сигареты. На заросшем кудрявой русой бородкой худощавом лице блестели узкие серые глаза. Пилот и геолог неторопливо закурили.
Немного в стороне, около фанерного домика с выведенной в окно дымящейся железной трубой, стараясь не проронить ни одного слова, толклись десятка полтора истомившихся ожиданием пассажиров, готовых по первому сигналу подхватить пожитки и кинуться к самолету — больше десяти человек «Антошка» не берет. От них не ускользнул дружественный акт закуривания, и надежда затеплилась в ожесточенных взглядах.
— Ты, браток, пойми одно, — пилот, раскурив сигарету, снисходительно похлопал долговязого по плечу, — за то, что ты задержишься денек-другой с образцами — самое большее могут перевести в другую партию. А за аварию с самолетом ведь в сущности и взыскивать бывает не с кого. Соображаешь?
— Образцы образцам рознь, — упрямо сказал поисковик и, перехватив взгляд собеседника, вытащил из кармана рюкзака кедровую шишку, подержал в руке, как бы взвешивая, и небрежно сунул пилоту.
Тот усмехнулся, подкинул тугую, как хоккейный мяч, шишку на ладони, отломил вместе с сочными янтарными орехами нижнюю чешуйку, а остальное так же небрежно вернул.
— Там, в хлябах небесных, не разбираются, — угрюмо заметил пилот и неторопливо зашагал к поселку.
Пассажиры с раздражением, с нескрываемой неприязнью поглядели ему вслед и, зябко поеживаясь, поплелись к теплу. Сырцов подхватил рюкзак и шагнул было за всеми, но раздумал и, на ходу вздевая лямки, двинулся к Атуну.
Над поселком, разбросавшимся тремя десятками дворов в широкой пади между сопок, небо клубилось тучами, сеялась морозь. И все кругом — летное поле с сиротливо торчащим самолетом и надувшимся полосатым флюгером, деревья и строения — покрывалось инеем. Широкие улицы, и в теплое время года не перегруженные движением автотранспорта, поросли подорожником, в нем пробиты прямые стежки от двора к двору. Кое-где студено блестели лужи — в одной деликатно полоскался, окуная лишь голову, большой сизый селезень. На поскотинах, нахохлившись, сидели мокрые куры. В воздухе густо висел запах свежеиспеченного хлеба.
Вадим злился, что потерял полдня (хозяйки скоро уже борщи начнут выставлять на стол) на поиски и бесплодные уговаривания пилота — все равно ничего не вышло. Что ж, отправляться теперь на базу и ждать погоды? А как же с образцами? Ведь надо их обязательно доставить к московскому самолету. Все могло ждать, только не… А Динка? Неужели и она? Ведь и она вылетает с отцом! Неужели они не увидятся до зимних каникул?
В рюкзаке в такт шагам бренчал котелок, глухо постукивали камни. Стараясь не наступать на левую пятку, Вадим все-таки ускорил шаги. Из растоптанного ялового сапога опять вылез гвоздь, и, хочешь не хочешь, придется сейчас у Аянки этим заняться. Вот к кому надо было сразу идти, чем терять время даром. Лишь бы старого бродягу застать дома.
Перейдя напрямик главную улицу, Вадим огородами, осторожно ступая по слегка подмороженным грядкам, подошел к усадьбе, расположенной немного в стороне от других. Навстречу вышел небольшого роста худощавый старик в темно-синей суконной форменной тужурке с тремя бронзовыми шпалами в петлицах. Из-под козырька фуражки дружелюбно смотрел единственный глаз на скуластом, до глубины морщин загорелом лице.
— А, Вадимка Сырцов, здорово! — лесник тряхнул путнику руку. — Заходи, гостем будешь.
В пятистенной избе с давно не беленной русской печью было просторно. Сразу бросались в глаза настенные коврики из меховых лоскутков и порыжелая от времени, вытертая медвежья шкура на полу. На косуличьи рога с четырьмя белыми отростками небрежно накинуты видавший виды карабин, геологический молоток с длинным тонким черенком и охотничий пояс с ярко вышитыми ножнами и мешочком для огнеприпаса. В горенке остро несло сыромятиной.
У раскрытой печи, отворачивая лицо от жара, гремела ухватом хозяйка. Не в пример мужу, на ней было все обиходно-таежное — старенький поплиновый халат, обшитый по вороту и подолу позеленевшими медными бляшками, и отороченные мехом простенькие улы. Обернувшись и узнав гостя, хозяйка пыхнула трубкой на длинном жасминовом чубуке, улыбнулась, закивала головой.
