— И верно… — загалдели мужики.
— Она, баба, может…
— Да чего тут и говорить: она, баба, — народ такой…
— Окаянный! — пронзительно взревел над головами мужиков женский голос, и тут же за голосом глухо опустилась, задев плечо дяди Сергея, увесистая палка на широкую спину Фёдора. — Лежебок ты этакий… да откедова ты свалился на мою бедную головушку?..
И пока Фёдор взвился от земли и вытянулся во весь рост, и пока опомнились от неожиданности мужики, женщина выпалила:
— Огломоны… Дьяволы… Птанские всё поле унавозили, а вы… сопрели в навозе… Ух, головушка моя… убью, окаянный…
— Не бей! Не бей! — облизывая губы, скрипел насмешливо дядя Михайло.
Фёдор, почёсывая спину, быстро перемахнул дорогу и, косясь покорным и ленивым глазом на жену, широко махнул через выгон домой. Мужики тоже вскочили на ноги, улыбались смущённо в бороды, блудливо бегали друг от друга глазами.
— Что ты такая сердитая?..
— Неровен час, убить можешь…
Женщина, положив палку на плечо, обильно рассыпая слова, сердито двинулась за мужем:
— Дьявол, ребёнок чуть жив приехал с поля, а он…
— Баба, — сказал многозначительно один мужик.
— Баба, — повторили остальные.
— Вот тебе бы такую, дядя Сергей, — предложил один из мужиков.
— Ну, что же с Петровичем?
Дядя Сергей потрагивал плечо и сердито хмурился.
— Ты что, али прихватила?
— Здорово, брат, зацепила, — ответил обиженно дядя Сергей, — вся семья разбойная…
Солнце красным костром валялось за полураскрытыми ригами, за омётами соломы, изъеденными мышами.
От реки Красивая Мечь, от огородов плыла прохлада. И резко пахло навозом…
Дядя Сергей посмотрел на мужиков.
— С Петровичем? Старец божий травки дал и с молитовкой велел этой травкой обкладывать…
— Ну? — спросили равнодушно мужики.
— Отвалилось с гнёздышком…
— Поди ты, — вздохнули мужики, — какое счастье! И что же за болесть была? Косточка?
— Косточка, — ответил дядя Сергей и ещё раз потрогал плечо, — а травка была — шалфей.
— Шалфей, — вздохнули мужики и переглянулись, — а чтоб ему пальцем бы…
— Шалфей, — ответил за дядю Сергея дядя Михайло Многосонов, — вон его сколько в полях… хе-хе…
Мужики посмотрели на дядю Михайла, потоптались немного, посмотрели на небо и медленно поползли в разные стороны, а им вслед покашливающий смех:
— Хе-хе… хе-хе…
1924 г. Ефремов.
