Луна с правой стороны - [36]

— Пли! — стегнул глухим ударом начальник дивизии.

Раздался залп. Всколыхнулось поле, на котором мы стояли. Дёрнулись мы и куда-то поплыли, а поле, на котором мы стояли, из своего нутра двинуло нам в глаза клубы серого дыма.

— Смирно! От десятого на первый-второй рассчитайся.

Опять на губах запрыгало: первый, второй. Первый, второй. Так дошло до меня. Я выкрикнул: «Второй».

— Смирно! Десять шагов вперёд, шагом марш!

Я закачался из стороны в сторону, но не помню, сколько времени я качался из стороны в сторону, только видел, как ко мне подбежал ротный командир, толкнул меня в спину, и я вылетел вперёд и, не помня никакой команды, повернулся лицом к фронту.

— Первая рота, по десятому пальба!

Лязг затворов отбросил меня в сторону, и я был около начальника дивизии.

— Ваше превосходительство…

Перепуганный командир отрывал меня от земли. А я всё кричал:

— Ваше превосходительство.

— Встать! — взревел начальник дивизии.

— Дааа, — протянул Иванов.

Евгений посмотрел на Иванова, а потом на остальных, вытер вспотевший лоб и налил пива.

— Ну?

— Больше ничего, — сказал шёпотом Евгений. — Разве не видите, что живым остался? — и опростал стакан.

Я быстро вытянулся и говорю:

— Простите, ваше превосходительство (я был старым солдатом царской армии и по привычке несколько раз сказал «ваше превосходительство»). Не дайте умереть позорной смертью.

Начальник дивизии впился в меня зелёными глазами, и я видел, как у него на лице прыгали синие жилки. Так смотрел он несколько минут на меня. Я почувствовал, как от его взгляда леденело моё тело.

— Мерзавец! — проскрипел зубами он. — Вы ещё не знаете, у кого служите и кому. — И, вытянувшись из седла, дал мне пощёчину. И тут же, повернув лошадь, галопом поскакал к городу, крикнув на скаку командирам: — Вольно!

Сколько я простоял, не помню. Я всё время смотрел мутными глазами на начальника дивизии, который, как мне представлялось, уезжая от меня, путался в красных кругах. Я только впоследствии узнал, что эти круги были у меня в глазах. Я только тогда опомнился, когда меня тронул за плечо командир роты.

— Поздравляю, товарищ.

Я посмотрел на командира и пожал его руку:

— Спасибо, товарищ командир.

Поздравляли меня и красноармейцы:

— Благодаря тебе, дальше первой роты не пошло.

Через несколько часов был дан приказ принять боевое положение и приготовиться к наступлению. К нашей дивизии подошли новые части. В ночь мы двинулись в поход. Начальник дивизии со своим штабом ехал в первой колоне. Наутро мы встретились с белыми. Белые совершенно не ожидали, чтобы мы, бежавшие в страшной панике, двинулись в наступление. Завязался бой. Белые напирали. Мы их подпустили почти вплотную и, как обильную жатву, резали пулемётами и залпами винтовок. Начальник дивизии каким-то чудом, словно из земли, вырос впереди нашей роты с винтовкой вместо шашки и, повернувшись к нам лицом, громовым голосом закричал:

— Товарищи, вперёд!

Белые тоже пошли на «ура». Пока мы всколыхнулись, начальник дивизии был уже на несколько шагов впереди нас, и мы видели, как к нему навстречу бежало больше десятка казаков. Я первый вылетел из окопов и очутился впереди командира, а за мной и остальные. Мы с трудом оттеснили начальника дивизии назад, окружили его и бросились на казаков. Завязался штыковой бой…

Евгений снова провел платком по лицу, расплылся в улыбку.

— Вот после этого боя и началось моё близкое знакомство с начальником дивизии, с товарищем Андреем Завулоновым. Я был взят в его штаб, в котором состоял до последнего времени. Сколько было славных дней! Сколько было незабываемых подвигов! Нужно правду сказать, что дивизия Андрея Завулонова делала чудеса на фронте. Перед ней трепетали самые лучшие, отборные офицерские части. Дивизия Андрея Завулонова сдерживала бешеный напор Деникина, но, несмотря на стойкость, она отступала. Организованные войска Деникина катились к центру России. Советская власть вынуждена была переорганизовать Красную армию и двинуть её навстречу белым, что и были сделано. Приехал новый главком, перестроил всё заново. Дивизия Андрея Завулонова была прикреплена к одной армии, Андрей Завулонов был отозван из дивизии и послан в город, близкий к фронту, комиссаром по борьбе с дезертирством. Как сейчас помню, тут же, после назначения, Андрей Завулонов явился к нам в штаб и сообщил о новом назначении. Мы, все тринадцать человек, очень забеспокоились и стали просить его, чтобы он нас взял к себе.

— Я уже это сделал, товарищи.

Радости не было конца. На другой день мы выехали в город. Ехали недолго, и в дороге ничего примечательного не было. В город мы въехали тоже совершенно незаметно. Власти в этом городе никакой не было: она только ещё начинала гуртоваться вокруг дома известного сахарозаводчика. Что было делать? Где было приклонить буйные головушки? В поисках прокружили мы целый день и, не найдя ничего определённого, решили огуртовать на окраине города дом известного купца Тараканова себе под комиссариат. Решено — сделано. Дом огуртовали, купца, в одном сюртуке, — на вылет. К этому моменту и власть огуртовалась в доме сахарозаводчика и взяла бразды правления. Тут и началась работа, а работы, нужно сказать был непочатый край: весь город кишел дезертирами и всевозможными бандами. Я был назначен начальником канцелярии, а он, Андрей Завулонов, пошёл работать по городу и по его окрестностям.