Луна с правой стороны - [29]

— Неужели? — и вскинул коричневые глазки.

Андрей, держа над столом на тонкой исхудалой шее бледно-серое лицо с мутно-синими глазами и с трепыхающимися тёмными жилками, таинственно шептал в лицо Евгения, обжигая его горячим дыханием:

— Да, да… Это верно… Это было два месяца и один день тому назад…

— Даже и один день? — спросил Евгений и откинулся на спинку стула от горячего дыхания Андрея.

— И один день…

И Андрей заиграл длинными высохшими пальцами над столом так, что на стене запрыгали причудливые живые столбики теней. Они танцевали какой-то жуткий танец и тоже что-то рассказывали.

— Это было ночью, я спал…

— Спал?

«Это было ночью, и он спал», — шептали тени столбиков со стены.

А пальцы Андрея шелестели и похрустывали.

— Слышу, около моей избы остановился кто-то, но никак не могу проснуться и посмотреть, а только слышен стук в окно.

— Здесь живёт Андрей Завулонов, бывший комиссар по борьбе с дезертирством?

Я быстро вскакиваю с постели, открываю глаза и влипаю в окно — никого, только слышу за окном топот и храп лошадей и успокаивающий рык кучера;

— Стой, стой, удалые… р-ррр…

— Кто здесь? — спрашиваю я.

— Я, — отвечает незнакомый голос, — разве не узнаёте?

— Нет, — отвечаю я.

— Выходи, — крикнул он.

Я быстро накинул на плечи пиджак и вышел на улицу. Смотрю — темь страшная, хоть глаз выколи.

— Здорóво! Не узнаёте? — спрашивает меня из тьмы голос.

— Нет.

— А вы посмотрите на меня.

Я посмотрел.

— Ну, теперь узнали? — спрашивает он.

— Никак нет, — отвечаю я, — не могу признать.

— Я — вахмистр, — говорит незнакомец и осыпает меня весёлым, немного хриповатым смехом.

— Вахмистр, — повторяю я и думаю: кто бы это такой был? У меня, кажется, таких знакомых не было.

А он, незнакомец, всё весело смеётся и всё громче и громче. И лошади тоже из упряжи рвутся, храпят — вырваться желают. А ночь тёмная, страшная, а в её тьме совы крыльями хлопают да изредка с испуга стон издают: «Ээх! Ээх!» От совиного стона мгла вздрагивает и движет огромными крыльями.

— Так и не узнаёте? — повторяет он. — Ну, ладно, я уж вам скажу: я тот самый вахмистр, которому вы дали покурить.

Тут уж я узнал его и тоже весело рассмеялся:

— Узнал, узнал, — говорю. И предлагаю: — Не изволите ли, мол, ещё закурить?

— Нет, — отвечает он и вежливо берёт меня за руку.

— Так вы будете тот самый вахмистр? — спрашиваю я и ставлю ногу на подножку открытой коляски.

— Да, — отвечает он кивком головы.

— Вы страшно изменились; если бы вы не сказали, что я вам дал покурить, я вас ни за что бы не узнал.

— Вы правы, — ответил он, — я теперь на советской службе служу.

— На советской? — удивился я и повернул в его сторону голову.

— Да, на советской, — ответил он и подтолкнул меня в коляску. — Садитесь, а то поздно.

Я сел. Рядом со мной поместился и он, вахмистр. Коляска, наверное, была старой, подержанной, закачалась из стороны в сторону, заворчала на свою судьбу. И я слышал, как вахмистр даванул её каблуком сапога и как крикнул: «Не скули, скоро сдам на слом».

— Так вы спецом теперь? — любопытствовал я.

— Да, спецом, — промычал вахмистр и толкнул в спину кучера. Кучер дико взмахнул руками, крякнул как-то по-гусиному:

— Га-а! — и лошади взвились на дыбы, рванули и пошли писáть по селу, мимо гумён, через сад и прямо на Крутое, — это гора такая у нас есть, — и на большак…

— Как же, эту гору я хорошо знаю: она от меня тридцать вёрст, — сказал Евгений и тяжело завозился на стуле, вытер платком вспотевшее лицо.

Гости, оставив пиво, внимательно слушали Андрея. А Андрей играл, быстро шевелил над столом пальцами, тень от пальцев прыгала и металась на стене. Андрей, жарко дыша, говорил:

— По большаку мы не ехали, а вихрем летели, так, что над нашими головами стоял страшный шум и свист, словно тысячи всевозможных голосов слились в одни поток, и этот поток гнал нас. В ушах стоял гул и свист. Я обратился к вахмистру, а вахмистр, ощерив редкие зубы, подталкивал в спину кучера и что-то рычал.

— Позвольте вас спросить, — обратился я, — что такое так сильно над нами шумит и свистит?

Вахмистр повернул голову в мою сторону, ощетинил, рыжие усы, задвигал редкими зубами:

— Этого вам не надо знать!

— Это почему? — возмутился я.

Вахмистр ещё больше ощетинил усы и заскрипел зубами.

— Почему?!

— Да, — ответил я и тоже повернул лицо в его сторону и оскалил зубы. Вахмистр хрипло рассмеялся, похлопал ладонью меня по колену:

— Простите, — говорит, — я и забыл, что вы герой, и то, что вы дали мне тогда покурить.

И громко захохотал, даванул палкой в спину кучера. Кучер крякнул:

— Га-а! — и лошади рванули, вытянулись — и всё замелькало.

Я чуть было не вылетел из коляски.

— Держитесь! — крикнул мне вахмистр.

Я уцепился за край коляски. Свист и шум далеко остался позади и там жалобно подвывал:

— Вфью… Вфью…

Но вот лошади пошли тише, и шум и свист через несколько минут снова нас нагнал и потоком залил.

— Так кто же это шумит? — спросил я вторично.

— Кто шумит? — переспросил вахмистр. — Ведьмы.

— Ведьмы? — удивился я. — Да откуда они? Да разве теперь водятся ведьмы?

Вахмистр снова рассмеялся:

— Теперь-то? Теперь-то их гораздо больше, — и он поднял голову и указал: — Видите, их сколько!