Луна-парк - [17]

Лениво мечтая, Жюстен быстро шагал в наступающих сумерках. Ночная роса каплями оседала на лбу, примяла сияние волос, сыростью липла к телу. Он почти наощупь отыскал калитку в стене, окружавшей сад: ночь была уже тут, под этим белым густым, чистым туманом, который бережно укутывал дом, словно какую-то хрупкую вещь.

Жюстен скинул в маленьком холле отсыревший плащ. На кухне его ожидал ужин: суп, принесенный мадам Вавэн из дома. Сейчас он съест свежее яйцо, выпьет стакан красного вина. Он и думать забыл о межпланетных путешествиях, чувствовал себя прекрасно и, так как в кухне было прохладно, выпил второй, а затем и третий стакан красного вина. Типичная кухня холостяка, где не разводят стряпни, никогда не топят плиту, – газовой плитки вполне хватает, чтобы поджарить бифштекс или вскипятить воды на чашку кофе… Надо бы сказать мадам Вавэн, чтобы она время от времени протапливала плиту, тепло прогонит сырость, которая, видимо, пропитала стены.

Даже в библиотеке сегодня вечером было несколько свежо, и Жюстен включил большой электрический радиатор, который сразу же начал греть сверх всякой меры и начадил горелой пылью. Итак, он продолжал пользоваться хозяйством Бланш, она по опыту знала, что в этих местах бывают холодные вечера. Теплые волны поплыли во все уголки комнаты, и наконец в библиотеке установилось тепло, ровное, уютное. Сидя в красном бархатном кресле, Жюстен читал… Ляжет он рано, а завтра, если будет хорошая погода, снова пойдет в ресторан «Дохлая лошадь» – вот уже и он, по примеру всех прочих, называет так ресторан, где он прекрасно пообедал после прогулки по кемпингу. Сейчас он ляжет, и, кто знает, вдруг во сне Бланш обернется, взглянет ему прямо в лицо?

Она не обернулась. Жюстен проспал всю ночь и вовсе не ее видел во сне. Он видел, что сдает экзамен, отвратительный сон, снившийся ему слишком часто. Он вновь переживал свои предэкзаменационные отроческие страхи, когда ему казалось, что он наверняка забыл все, что знал, не говоря уже о том, чего он вообще не знал, ибо всегда готовился кое-как из-за лени и оттого, что его отвлекали тысячи вещей, которых не проходят в лицее. Бланш не было места в таком сне, и, однако, томящее беспокойство, которое он, проснувшись, почувствовал во всем теле, – словно он принял накануне снотворное и действие его еще не рассеялось – скорее всего относилось не к экзаменам, а к Бланш, не пожелавшей обернуться в его сторону.

Он успел основательно продрогнуть, пока пил кофе на кухне. Сегодня утром солнце проглядывало как-то робко, и всю ночь шел дождь. Среди мокрой травы в саду пестрели тюльпанчики, анютины глазки, незабудки… Отяжелевшие от дождя кисти сирени потупили головы… Внезапно Жюстену захотелось немедленно, сейчас же заняться садом – сад был так безнадежно запущен! В чуланчике, пристроенном к гаражу, непременно должен быть садовый инструмент.

Конечно, садовый инструмент оказался на месте, не такая женщина была Бланш, чтобы не ухаживать за своим садом. Стены чуланчика с земляным, плотно утрамбованным полом щетинились множеством инструментов – тут были грабли, пилы, мотыги, вилы, косы… Жюстен решил порыться в ящиках старого стола, он искал секатор, но в ящиках оказались лишь молотки, гвозди, ножницы, напильники, куски наждачной бумаги… все это щедро покрыто ржавчиной и припудрено пылью цвета охры, осевшей на дне. Жюстен извлек на свет божий пару маленьких дамских перчаток с прилипшей к ним сухой землей и нелепо скрюченными пальцами, будто их свело конвульсиями. Секатора не было. Жюстен решил навести порядок в этом хаосе, почистить инструмент – просто сердце болит, когда видишь, как все разъедает ржавчина… Меж тем секатор не находился, а ему как на грех захотелось украсить дом букетами сирени, поставить сирень в розовые и зеленые вазы. Чем прикажете подрезать розовые кусты? Сейчас ведь самое время. Жюстен был специалистом этого дела, он вырос в большом поместье своих родителей, своих вечно отсутствовавших родителей. Отец, дирижер, постоянно находился в разъездах, а мать умерла совсем молодой, когда Жюстену минуло всего двенадцать лет… Впрочем, при жизни она почти всегда сопровождала мужа в турне, и Жюстен вырос на руках прислуги: о нем пеклась кормилица, которая, боготворя своего маленького кумира, все ему разрешала, и садовник – милейший человек, от которого Жюстен не отходил ни на шаг.

Жюстен вернулся на кухню, помыл руки, решил выпить еще чашку кофе и выдвинул ящик кухонного стола, чтобы взять ситечко – молоко успело остыть, а Жюстен ненавидел пенки. И первое, что он увидел в ящике, был блестящий, совсем новенький, небольшой, дамский секатор. Он даже испугался! Он готов был поклясться, что секатора здесь не было, когда он выдвигал ящик, доставая нож и ложку. Он обернулся, позвал громко: «Мадам Вавэн!», не получил ответа и обозвал себя старым идиотом.

Секатор действовал превосходно. Сирень обдала Жюстена душем свежей благоуханной воды, и, прежде чем внести букет в дом, Жюстен долго встряхивал его, как пучок салата. Вазы были прямо созданы для этой сирени, точно по мерке, расширяющиеся кверху, так что сам букет мог свободно раскинуться, а стебли были словно перехвачены в талии стеклянным ободком. Лиловатые, темно и светло-лиловые в зеленом и розовом, они были по-старомодному прелестны прелестью прошлого века… Бланш, должно быть, нарочно купила эти вазы для сирени из своего сада. И для роз, которые скоро зацветут. До чего же будет славно, розы в этих вазах…