Луна и кузнечики - [15]
В башне было теплее, чем на дворе. Но я бы никогда не посмел сказать, что нам было тепло. Зачем так нагло лгать?
Мы сидели, прижавшись друг к другу, и молча жевали размокший в воде хлеб. Хлеб прилипал к зубам. К спине липли мокрые рубашки. Последнее было гораздо хуже.
Я раздумывал о постигшем нас несчастье. Волей-неволей я должен был признать, что сегодня мы вели себя не совсем разумно и осторожно. Разве не глупо было перед грозой выходить на озеро в дырявой лодке? Весло давно было надломлено. Почему мы не позаботились его починить?.. Если бы в ту минуту кто-нибудь обозвал меня ротозеем, я бы ни капельки не обиделся.
В башне с каждым мгновением все более темнело. Летучие мыши притихли.
О бер£г без устали бились волны.
Мне стало страшно. Я крепко прижался к Джюгасу и почувствовал на своем лице его горячее дыхание.
У Джюгаса дрогнули плечи.
— Джюгас! Тебе холодно?
— Очень…
Снова тишина. В башне стало уже почти совсем темно. Высоко над нашими головами в синем небе зажигались всё новые звезды.
Я вспомнил про Симаса. Что-то он теперь поделывает? Должно быть, давно уже спит в палатке геологов, завернувшись в теплое одеяло… Наверно, и не думает, что я… что я вчера утром покинул уютную тетину комнатку и теперь, закоченевший, голодный, сижу на мрачном острове и жмусь к каменным развалинам.
— Витас…
— А? — отзываюсь я и ищу в темноте руку Джюгаса.
Нахожу ее. Сжимаю в своей ладони. Ручка эта маленькая и вся закоченевшая.
— Витас… — шепчет Джюгас. — До утра еще далеко?
— Далеко.
— Витас… А может, теперь можно высушить спички?
Об этом думаю и я. Может, в самом деле попробовать? Вытаскиваю из кармана коробок. Ощупываю спичечные головки. Одни — посуше, другие — посырее. Выбираю несколько штук посуше и начинаю осторожно растирать между ладонями.
Джюгас сгреб ворох соломы. Я сжал пальцами одну спичку, чиркнул о край коробки. Искры не было. Не показалась она, и когда с двух других спичек беззвучно слезла мокрая сера.
Я достал из коробка другие спички. Все приходилось повторять с самого начала.
Я терпеливо тер их. Потом опять чиркнул — сверкнула голубая искорка, запахло серой и спичка… погасла!
Пук соломы дрожал в руке у Джюгаса.
— Попробуй еще, — взволнованно произнес он.
У меня мелькнула мысль, что так можно испортить все спички и завтра у нас уже не будет никакой надежды развести костер.
Спичек оставалось всего пять штук. Я долго колебался: попробовать в последний раз или нет?
Над нашими головами что-то заскреблось о каменную стену. «Должно быть, летучие мыши», — подумал я, дрожа от холода.
Вдруг рядом со мной послышался тихий, приглушенный звук: «Чир-р-р-рк!.. Чирк!» Через мгновение звук повторился.
— Джюгас, что это?
Прислушавшись, Джюгас вымолвил:
— Стрекочет, как кузнечик…
Стрекотанье становилось все громче. Теперь уже нельзя было ошибиться: это и в самом деле кузнечик. И от мысли, что мы не одни в этой мрачной башне, что с нами веселый, никогда не унывающий музыкант-кузнечик, у нас стало немного легче на душе. Джюгас едва слышно засмеялся:
— А я знаю, где он.
— Ну, где? Скажи!
— Да в кармане у меня! — оживился Джюгас. — Правда, в кармане. Я теперь вспомнил: ведь там бутылка…
Он потянулся и вытащил из кармана широкогорлую бутылку, в которую ловил кузнечиков для наживки.
Немного посовещавшись, мы решили в последний раз попытаться зажечь спичку. Совершенно неожиданно мне удалось это. Спичка звонко чиркнула, и в моей горсти затрепетало жаркое крохотное пламя.
— Горит! Джюгас, давай солому! Быстрее!
Пук соломы мгновенно запылал. Мы торопливо сложили небольшой костер. В башне стало светло. По ее развалившимся, усеянным щелями стенам запрыгали желтые отблески.
Большая, невыразимая радость затрепетала вместе с этим огоньком и внутри нас. Мы осмотрели бутылку. В ней действительно сидел кузнечик.
— Бедняжка, ведь он там мог задохнуться, — сокрушался Джюгас, стараясь вытряхнуть музыканта из бутылки.
Кузнечик, вновь почувствовав себя на свободе, оттолкнулся своими длинными ножками от колена Джюгаса и скакнул к порогу башни. Больше нам не довелось с ним встретиться.
Если в костер не подбрасывать топлива, он погаснет. Эту истину знают все. Увидев, что в башне, кроме нескольких палок; больше нет ничего подходящего, мы вылезли наружу, чтобы набрать веток для нашего очага.
Вокруг нас мокрыми листьями шелестели кусты. Сквозь них мы увидели озеро. Оно уже совсем успокоилось. По небу, словно куски холста, проносились изодранные темные тучи.
Я уже хотел было отломить ветку от засохшей сосенки, как вдруг Джюгас схватил меня за руку.
— Смотри… туда… — зашептал он, показывая на край острова.
Там стоял мужчина. Он засунул в рот пальцы. Над озером прокатился пронзительный свист. На этот свист кто-то отозвался таким же свистом с противоположного берега. Тогда мужчина прыгнул в большую лодку (это был не наш «Христофор Колумб») и оттолкнулся от острова.
Кто этот человек, что он делал на острове? Может, это рыбак?..
В это время облако сползло с луны. Оно озарило мужчину, сидевшего в лодке, и я понял, что лицо его мне знакомо. Но откуда? В Пабержяй… На станции… В поезде… Да! В поезде! Он играл в шахматы с Вилюсом!
Имя Оки Ивановича Городовикова, автора книги воспоминаний «В боях и походах», принадлежит к числу легендарных героев гражданской войны. Батрак-пастух, он после Великой Октябрьской революции стал одним из видных полководцев Советской Армии, генерал-полковником, награжден десятью орденами Советского Союза, а в 1958 году был удостоен звания Героя Советского Союза. Его ближайший боевой товарищ по гражданской войне и многолетней службе в Вооруженных Силах маршал Советского Союза Семен Михайлович Буденный с большим уважением говорит об Оке Ивановиче: «Трудно представить себе воина скромнее и отважнее Оки Ивановича Городовикова.
Приключенческая повесть албанского писателя о юных патриотах Албании, боровшихся за свободу своей страны против итало-немецких фашистов. Главными действующими лицами являются трое подростков. Они помогают своим старшим товарищам-подпольщикам, выполняя ответственные и порой рискованные поручения. Адресована повесть детям среднего школьного возраста.
Всё своё детство я завидовал людям, отправляющимся в путешествия. Я был ещё маленький и не знал, что самое интересное — возвращаться домой, всё узнавать и всё видеть как бы заново. Теперь я это знаю.Эта книжка написана в путешествиях. Она о людях, о птицах, о реках — дальних и близких, о том, что я нашёл в них своего, что мне было дорого всегда. Я хочу, чтобы вы познакомились с ними: и со старым донским бакенщиком Ерофеем Платоновичем, который всю жизнь прожил на посту № 1, первом от моря, да и вообще, наверно, самом первом, потому что охранял Ерофей Платонович самое главное — родную землю; и с сибирским мальчишкой (рассказ «Сосны шумят») — он отправился в лес, чтобы, как всегда, поискать брусники, а нашёл целый мир — рядом, возле своей деревни.
Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.
Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.
Вильмос и Ильзе Корн – писатели Германской Демократической Республики, авторы многих книг для детей и юношества. Но самое значительное их произведение – роман «Мавр и лондонские грачи». В этом романе авторы живо и увлекательно рассказывают нам о гениальных мыслителях и революционерах – Карле Марксе и Фридрихе Энгельсе, об их великой дружбе, совместной работе и героической борьбе. Книга пользуется большой популярностью у читателей Германской Демократической Республики. Она выдержала несколько изданий и удостоена премии, как одно из лучших художественных произведений для юношества.