Лукьяненко - [39]
Он, делая разрезы и беря многочисленные пробы, нашел здесь залежи чернозема, мощностью от 46 (Славянская) до 81 сантиметра (в районе Екатеринодара). Прекрасно!.. Исследование северного побережья Азовского моря и земли войска Кубанского привели ученых к обнадеживающим, счастливым выводам:
«Я уверен, что другие страны, подобно южным частям Западной Европы, центральным гористым частям Азии, наконец, подобно всем тропическим местностям, могут прожить и еще миллионы лет, но они никогда (при данных климатических условиях) не увидят той благодатной почвы, которая составляет коренное, ни с чем не сравнимое богатство России… Между внеевропейскими странами, может быть, одни степи Сибири, Миссури и Миссисипи способны в этом случае конкурировать с нашей черноземной полосой…»
Как известно, именно это путешествие позволило Докучаеву взглянуть на почву как на самостоятельное природное тело, позволило открыть ему «четвертое царство природы…».
Почти через двадцать лет, в 1899 году, ученый повторяет исследовательский маршрут по Кубани…
Подвижническая деятельность людей, подобных С. А. Захарову, В. С. Пустовойту, В. С. Богдану, на долгие годы предопределила душевное состояние их питомцев. Их присутствие было украшением и крепким стержнем институтской жизни. И Павел Лукьяненко до конца дней будет с благодарностью вспоминать первых своих наставников в земледельческой науке.
Хотя Павел Лукьяненко уже заканчивал институт и немало знаний о возделывании пшеницы на Кубани накопил к тому времени, но сомнений и раздумий не убавлялось. То, что первое место в ряду других культур принадлежит хлебу, было неоспоримо. Он перебирал в памяти сортовой состав пшениц родного хлебного края и всякий раз начинал со знаменитой Кубанки. Потому что был это один из лучших твердых яровых сортов. Создали его местные хлеборобы на землях Кубанского края естественным путем. Павел знал, что сортом этим интересуются не только отечественные селекционеры, но и их коллеги в странах Нового и Старого Света, в далекой Австралии и Африке.
К тому времени на Кубани завершились исследования, проведенные отделом прикладной ботаники и селекции Государственного института агрономии. Это давало возможность в полной мере представить картину возделываемых яровых пшениц в этом уголке страны.
На опытном поле, известном под названием «Круглик», возникшем по окончании гражданской войны на базе войсковой сельскохозяйственной школы, при участии В. С. Пустовойта был проведен интересный опыт. Собранные со всего края образцы пшениц были высеяны вместе с образцами мировой коллекции. Задачей этого эксперимента являлось сравнение местных сортов с мировыми с целью выяснения их значения для практики.
Из лекций В. С. Пустовойта и В. С. Богдана Лукьяненко было хорошо известно, что здесь, на Кубани, в Ейском отделе, например, яровые пшеницы представлены тремя видами: твердой, мягкой и карликовой. Хозяйства предпочитали в основном высевать яровые твердые пшеницы. Конечно, о сорте как о таковом приходилось говорить с большой натяжкой — в те времена сорта, как правило, в чистом виде не существовали. На практике любой вид пшеницы культивировался с примесями, доходившими порой до пятидесяти процентов. В том же Ейском отделе возделывали и твердые пшеницы. Они встречались там в виде разновидности Гордеиформе.
В Майкопском отделе в крестьянских хозяйствах высевали довольно редкий и мало встречающийся в крае вид польской пшеницы. В этом же отделе, по свидетельству профессора Богдана, ему встречались посевы однозернянки.
А всего из двенадцати известных к тому времени науке видов пшеницы семь возделывались на Кубани. Лукьяненко как будущему специалисту это говорило о том, что в этом относительно небольшом районе существует большое разнообразие почвенно-климатических условий.
Среди этого множества кубанских пшениц встречались сорта с белыми и красными колосьями, с белым и красным зерном, остистые и безостые, с черными остями.
Многие ученые не без оснований склонны были считать, что твердые пшеницы проникли на Кубань из Закавказья. На кубанских полях встречались и выходцы из Северной Америки. Возделывались и сорта без воскового налета, которые происходили из Палестины и Северной Африки. Карликовые пшеницы не могли попасть на Кубань иначе как из Азии, из Туркмении. Эту мысль подтвердило наличие в крае разновидности Грекум.
Обширная работа, проведенная в крае отделом института прикладной ботаники, кроме научного, представляла и большой практический интерес. Ученые дали полную картину распространения расового состава яровых пшениц. Это были первые шаги в направлении обобщения опыта селекции на Кубани.
Студенту Павлу Лукьяненко окончание института порой кажется «за горами, за долами». Пока что он ни на чем не остановился, не сделал окончательного выбора. Ну, будет агрономом, а чем заниматься хотелось бы очень, что более всего влечет — ответить на такой вопрос он все еще не мог. Но он с увлечением и жадностью вбирает в себя то, что рассказывает на лекциях и на практических занятиях Василий Степанович Пустовойт, — о своих опытах с пшеницей и подсолнечником. Восхищаясь отличной, налаженной работой «Круглика», Павел и его друзья во время одной из бесед поделились своими впечатлениями с профессором Богданом. Обычно спокойный и уравновешенный человек, он стал неузнаваемым, заговорил так, что прошло около часа, но никто не хотел расходиться. Профессор рассказал им на этот раз то, чего никогда ни до, ни после этого не говаривал.
Перед Вами история жизни первого добровольца Русского Флота. Конон Никитич Зотов по призыву Петра Великого, с первыми недорослями из России, был отправлен за границу, для изучения иностранных языков и первый, кто просил Петра практиковаться в голландском и английском флоте. Один из разработчиков Военно-Морского законодательства России, талантливый судоводитель и стратег. Вся жизнь на благо России. Нам есть кем гордиться! Нам есть с кого брать пример! У Вас будет уникальная возможность ознакомиться в приложении с репринтом оригинального издания «Жизнеописания первых российских адмиралов» 1831 года Морской типографии Санкт Петербурга, созданый на основе электронной копии высокого разрешения, которую очистили и обработали вручную, сохранив структуру и орфографию оригинального издания.
«Санньяса» — сборник эссе Свами Абхишиктананды, представляющий первую часть труда «Другой берег». В нём представлен уникальный анализ индусской традиции отшельничества, основанный на глубоком изучении Санньяса Упанишад и многолетнем личном опыте автора, который провёл 25 лет в духовных странствиях по Индии и изнутри изучил мироощущение и быт садху. Он также приводит параллели между санньясой и христианским монашеством, особенно времён отцов‑пустынников.
Татьяна Александровна Богданович (1872–1942), рано лишившись матери, выросла в семье Анненских, под опекой беззаветно любящей тети — Александры Никитичны, детской писательницы, переводчицы, и дяди — Николая Федоровича, крупнейшего статистика, публициста и выдающегося общественного деятеля. Вторым ее дядей был Иннокентий Федорович Анненский, один из самых замечательных поэтов «Серебряного века». Еще был «содядюшка» — так называл себя Владимир Галактионович Короленко, близкий друг семьи. Татьяна Александровна училась на историческом отделении Высших женских Бестужевских курсов в Петербурге.
Михаил Евграфович Салтыков (Н. Щедрин) известен сегодняшним читателям главным образом как автор нескольких хрестоматийных сказок, но это далеко не лучшее из того, что он написал. Писатель колоссального масштаба, наделенный «сумасшедше-юмористической фантазией», Салтыков обнажал суть явлений и показывал жизнь с неожиданной стороны. Не случайно для своих современников он стал «властителем дум», одним из тех, кому верили, чье слово будоражило умы, чей горький смех вызывал отклик и сочувствие. Опубликованные в этой книге тексты – эпистолярные фрагменты из «мушкетерских» посланий самого писателя, малоизвестные воспоминания современников о нем, прозаические и стихотворные отклики на его смерть – дают представление о Салтыкове не только как о гениальном художнике, общественно значимой личности, но и как о частном человеке.
В книге автор рассказывает о непростой службе на судах Морского космического флота, океанских походах, о встречах с интересными людьми. Большой любовью рассказывает о своих родителях-тружениках села – честных и трудолюбивых людях; с грустью вспоминает о своём полуголодном военном детстве; о годах учёбы в военном училище, о начале самостоятельной жизни – службе на судах МКФ, с гордостью пронесших флаг нашей страны через моря и океаны. Автор размышляет о судьбе товарищей-сослуживцев и судьбе нашей Родины.
Книга известного литературоведа, доктора филологических наук Бориса Соколова раскрывает тайны четырех самых великих романов Федора Достоевского – «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы» и «Братья Карамазовы». По всем этим книгам не раз снимались художественные фильмы и сериалы, многие из которых вошли в сокровищницу мирового киноискусства, они с успехом инсценировались во многих театрах мира. Каково было истинное происхождение рода Достоевских? Каким был путь Достоевского к Богу и как это отразилось в его романах? Как личные душевные переживания писателя отразились в его произведениях? Кто был прототипами революционных «бесов»? Что роднит Николая Ставрогина с былинным богатырем? Каким образом повлиял на Достоевского скандально известный маркиз де Сад? Какая поэма послужила источником знаменитой легенды о «Великом инквизиторе»? Какой должна была быть судьба героев «Братьев Карамазовых» в так и ненаписанном Федором Михайловичем втором томе романа? На эти и другие вопросы о жизни и творчестве Достоевского читатель найдет ответы в этой книге.
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.