Лука, или Темное бессмертие - [80]

В этот момент, сидя в глубине подвала, он спросил себя, что бы с ним стало, останься он один после исчезновения своей первой жены, Сюзанны, без Люси, без детей. Он бы точно умер, сожранный циррозом или от пули, полученной в каком-нибудь тупике.

Он послал Люси слабую улыбку:

– А ты ничего не говоришь, ты-то как переносишь все это…

В свою очередь его рука скользнула к ее затылку и помассировала теплую кожу под волосами. Какая тьма скрывалась под ней? Даже после стольких лет Шарко не знал. Люси потеряла своих первых близнецов, но по-прежнему была здесь, так же крепко и прямо держась на ногах, как при их первой встрече. Он закрыл глаза и положил голову ей на плечо. Как же он любил эту женщину…

На его телефоне высветилось эсэмэс, и он прочел его: «Телефон садится, пока ничего интересного… Смена приедет через несколько часов, это тянется бесконечно, но мы держимся. У вас есть что-нибудь новенькое?»

Новенькое… Ну да, кое-что есть. Белланже не будет разочарован… Шарко ответит позже.

Поморщившись, он выпрямился с ощущением, что вся эта вода снаружи разъела ржавчиной его старый скелет, и привлек к себе Люси. Она права, он не может бросить. Не сейчас. Ради Бертрана, Пристера, ради Летиции Шапелье и ее дочери… И ради всех, кто работал, не зная передышки, над этим расследованием, оставив семьи и детей. С фонариком в руке он подошел к виселице и потрогал толстую веревку.

– Не понимаю, что эта штука тут делает. Кому она предназначалась? Какой финал готовил Ангел?

Нейронный механизм снова пришел в движение. Люси наблюдала за ним. Это снова был он, Шарко, акула, хищник, готовый к охоте. Он коснулся цилиндра Флоранс, оглядел его верхушку, уходящие в темноту трубы, потом подошел к камере, стоящей в стороне на треножнике. Световым лучом отследил подключенный к аппарату провод, который привел в отгороженную занавесом часть подвала.

– Тут Шевалье и устроил свою штаб-квартиру.

Жена шла за ним по пятам. Шарко осветил разложенный на полу в углу матрас. Рядом стопка сложенной одежды, холодильник, который он открыл. Полный. Электроплитка, прямо на полу. Рукой в перчатке коп поднял валяющуюся у стены маску Гая Фокса с черной бородкой. Поднес ее к лицу. Перед его глазами встал живущий затворником здесь, в безопасности подвала, Ангел, хотя в его распоряжении был комфорт всего дома.

– Крыса, – пробормотал он сквозь зубы. – Грязная крыса из канализации. Он умеет прятаться и жить под землей.

Разглядывал ли Шевалье в тишине своих жертв, прежде чем убраться отсюда и укрыться в другом месте? Получал ли он удовольствие, слушая, как они жалуются на судьбу? И куда он забился теперь? Остался ли во Франции? Утек за границу? И как давно он ушел отсюда?

Пусть вся полиция Франции и охотится за ним, не исключено, что она его никогда не найдет. Достаточно вспомнить Ксавье Дюпона де Лижонне, подозреваемого в пятикратном убийстве, чей портрет был разослан повсюду и который с 2011 года ни разу не попал в поле зрения камер наблюдения.

Электрический провод был подключен к двум ноутбукам старой модели, оставленным на столе. Рядом стул, корзина для бумаг, повсюду провода. Труба шла к крану с водой и соединялась с большим металлическим аппаратом, утыканным кнопками и стрелками.

– Это помпа, – объяснил Франк, нагнувшись. – Устройство, которое служило интерфейсом между компьютерами и цилиндрами.

Из этой переделанной помпы два садовых шланга поднимались к потолку, где их удерживали крюки, а потом спускались к цилиндрам. Помпа также была подсоединена к одному из компьютеров.

Франк вернулся к столу, заваленному различным оборудованием, отвертками из нержавеющей стали и прочими инструментами. Люси указала на шприц и прозрачные флаконы, на которых фломастером было написано: «Кет».

– Полагаю, «Кет» означает кетамин. Ветеринарный анестетик. Вот чем он их вырубил.

Франк обратил внимание на другой темный флакон без этикетки, стоящий рядом со спичечным коробком и разными канцтоварами: ручкой, резаком, рулоном скотча, белыми листами бумаги и наперстком. Он взял его, открутил крышку и понюхал. Поморщился.

– Что это? – спросила Люси.

Он вылил часть содержимого на бумагу:

– Тушь.

Шарко охватило странное чувство. Внутри прозвучал сигнал тревоги, достаточно близкий, чтобы он чувствовал его вибрацию, но достаточно далекий, чтобы он не понимал, откуда тот исходит. Почему обычная тушь вызвала у него головокружение?

Заинтригованный, он уставился на листок бумаги, потом потряс спичечный коробок, открыл его и высыпал содержимое на стол. Люси нахмурилась:

– Иголки?

И действительно, по столешнице разлетелся десяток иголок. У двух из них кончики были испачканы в туши. Шарко неожиданно нервными движениями начал рыться в материалах и листках. Он поднимал и переставлял предметы, и Люси поняла, что он ищет нечто конкретное.

Его взгляд остановился на корзине для бумаг. Он встал на колени и вывернул ее. Среди хаоса оберток от еды и пустых банок из-под коки он обнаружил тонкие нарезанные полоски и скомканный шарик бумаги.

Именно он его и заинтересовал. Шарко схватил комок и поднес к глазам. Потом аккуратно его расправил. Сквозь бумагу он увидел Люси, кусочками, там, где были вырезаны буквы всего несколько миллиметров шириной. Шарко снял куртку, завернул манжет рубашки и приложил листок к руке. И тут же отдернул его, словно бумага жгла ему пальцы. С изяществом перышка листок спланировал обратно на пол.