Лука, или Темное бессмертие - [126]

Приотворенная дверь, которую она толкнула. Жара как в печи.

Плотная, странная толпа – некоторые стоят, другие сидят – заполняла зал, стены которого Одри не могла различить. Слепящие прожектора сошлись на сцене, где на кончиках пальцев стояла женщина со связанными впереди руками и скользящей петлей на шее. Стоило ей чуть расслабиться, и она сама себя душила. На ней был красный браслет. Бородач в спецовке и строительной каске кружил вокруг нее, нанося легкие порезы бритвой. Стекали алые слезы.

Одри протиснулась вправо и нашла себе место. Вокруг – черепа, похожие на яичную скорлупу, кожаные куртки, полуголые женщины. Ухо одного типа мерцало как гаджеты, которые продают в вечера праздничного салюта. В голову была встроена микрокамера. На шее другого была татуировка с подсветкой. Одри решила, что бредит, когда увидела, что в рыжую шевелюру женщины вживлено растение. И множество изувеченных тел. Плоть, подвергшаяся истязанию, вся в проколах, порезах, укусах… Много красных браслетов. Завсегдатаи. Настоящее шоу уродов.

Перформансы с добровольцами, которых выбирал бородач, продолжились. Номера «артистов» следовали один за другим. Подвешивание за груди, бичевание, открытые раны. Мощные удары, пощечины, кровь. Одри смотрела на лица и руки, но среди ее окружения не было ни одной отрезанной фаланги.

Вдруг ее взгляд задержался в глубине зала, слева. В темноте выделялась лаковая белизна маски Гая Фокса. Она плыла в воздухе, как привидение. Одри застыла и снова посмотрела на сцену.

Один из них был здесь и наблюдал за публикой.

Офицер полиции постаралась сохранять спокойствие. Если бы только она могла предупредить Николя.

Внезапно наступила полная темнота. Ропот голосов. Хлопанье двери. Одри почувствовала электрическое потрескивание, растущее напряжение. Тишина. По сцене кто-то бегал, передвигал предметы. Потом дыхание, возникшее непонятно откуда, но пробравшее ее до самого нутра. Словно тот, кто дышал, прикасался губами к ее уху. Как если бы она ощущала собственное дыхание. Потом быстрое биение сердца, отчетливое, будто услышанное через стетоскоп. Диастола, систола, бег крови в артериях, пульсация в висках. В ней.

Белый экран на сцене, титр: «ПРОМЕТЕЙ».

Рассеянный свет, приглушенная атмосфера. По обеим сторонам экрана – горный пейзаж, перед ним – искусственная скала. Вспыхнул факел. Огонь как в мифе. В центре сцены женщина в одном белье, на запястье красный браслет. Черная маска скрывает нижнюю часть ее лица, как у Ганнибала Лектера в «Молчании ягнят». Значит, шум дыхания доносится из усилителя. Ее грудь и руки с насечками утыканы датчиками. На голове шлем, похожий на велосипедный, который снимает изнутри ее лицо и улавливает мозговые волны. На экране изгибаются кривые линии. «Сердечный ритм», «кровяное давление», «степень боли». Появилось ее лицо крупным планом.

Интерактивный опыт, подумала Одри, дьявольский экскурс в боль этой женщины…

Сердце билось учащенно, дыхание было прерывистым, и Одри почувствовала, как ее собственные показатели подстраиваются под состояние женщины. Добровольной жертве было страшно, и через органическую связь ее страх проникал в Одри. Как такое возможно?

Появился мужчина с оранжевым клювом, огромными металлическими когтями на кончиках пальцев, в костюме, покрытом черными перьями. Он встал рядом со скалой, пока две женщины в белых платьях, с длинными волосами – богини, подумала Одри, – выносили цепи и выкатывали поднос на колесиках с повязками и пузырьками.

Женщину приковали к скале, разведя руки и ноги. Ее лицо напряглось. Орел махал черными крыльями. Их шум пронзил Одри, ее дыхание смешалось с дыханием женщины, и она почувствовала себя словно под гипнозом. Акустика, жара, пульсация стробоскопов… все вместе создавало эффект невесомости. Одри пыталась оставаться сосредоточенной, не терять из вида маску. Место она выбрала неудачно. Невозможно шевельнуться, не привлекая внимания. Она незаметно сделала несколько шагов назад и скользнула вдоль одной из опор. Маска по-прежнему наблюдала.

Ритм пульсаций нарастал. На сцене орел водил когтями по голому плечу. Дыхание участилось, когда лезвие оставило борозду на левой груди. Одри стало больно, как той женщине. Вспышка осветила помещение. На экране кривая боли выписала пик. Сердце выплескивало кровь. Бум, бум, бум…

Орел терзал, жертва кричала – звук сверлил барабанные перепонки, – ее кривые метались. Руками в перчатках богини-сообщницы промокали раны, накладывали марлевые повязки и снадобья, а четверо мужчин-роботов танцевали на сцене и изрыгали огонь.

Страдание, разделенное со всеми, подумала Одри. Жестокая, отвратительная постановка, рассчитанная на посвященного зрителя, но всего лишь фреска со звуковыми и визуальными эффектами, демонстрирующими мифологию и технологию. Она даже была почти уверена, что с точки зрения закона все оставалось в рамках: ведь те, кого пытали или резали, всегда были добровольцами.

Она снова тайком бросила взгляд назад. Маска исчезла. Дверь только что закрылась. Она начала проталкиваться сквозь толпу, с трудом вырываясь из массы плоти, но все же добралась до двери. Тень неслась бегом по коридору, уже почти в самом конце.