Лука, или Темное бессмертие - [115]

Николя закончил просматривать названия на обложках, одна непристойнее другой. Потом присел на подлокотник кресла рядом с коллегой:

– Когда?

– Точно не помню, я бы сказала, года два назад, летом. Не очень себе представляю ни где она тогда жила, ни как. Она была такой богемной девицей, которая спала то у одного, то у другого. Приятели, встречи на одну ночь, сквоты… Подрабатывала от случая к случаю. Много раз на несколько дней приходила сюда. Мы пили, смотрели фильмы, трахались…

Она провернула колесико зажигалки «vanity» в форме черепа, посмотрела на пламя, отразившееся в ониксовой радужке ее глаз:

– Это она потом приобщила меня к садомазо и ввела в круги парижской ночной жизни. Бар «B & B», «Черный донжон», «Абсолют»…

Подошла кошка, потерлась о ее ноги, она взяла ее на колени и погладила:

– Ей нравилось, чтобы ей делали больно, и не чуть-чуть. Я много раз видела, как она позволяла избивать себя в донжонах. Одни ногами давили ей лицо. Другие плющили грудь средневековыми приспособлениями для пыток. Потом еще порезы, скарификация. Это не мой кайф. Перебор с экстримом.

Николя вспомнил о шрамах на теле девушки в «Atrautz». То, как она позволяла увечить себя.

– Вы были вместе? – спросил Паскаль. – Я хочу сказать, парой?

– И да и нет. Знаете, в определенных кругах границы не такие отчетливые, как те, к которым привыкли люди. То так, то этак. Но как бы то ни было, с течением времени я видела, что Каро все глубже погружается в сумеречную зону. Она все меньше бывала в обычных клубах, с ней начали вести разговоры об исследовании новых территорий, где ее ждут другие впечатления и другой опыт…

– Какой опыт?

– Я не знаю. Частные тусы, конечно: в клубе такого не увидишь. Вроде вечеринок, на которые можно попасть, только если знаешь кого-то, кто знает кого-то. Она больше не позволяла мне ходить с ней, да мне и самой не хотелось. Она зашла уже слишком далеко в трансформации тела…

– В трансформации тела?

Она провела пламенем перед глазами. Завороженный Паскаль спросил себя, каким существом она представала в упомянутых донжонах. Ангелом или демоном?

– Она утверждала, что телу в его нынешнем состоянии больше нет места в нашем обществе. Для нее сделать что-то со своим телом означало в некотором смысле надругаться над собственностью государства. Послать их куда подальше. И, доводя до крайности жестокое обращение с телом, она хотела избавиться от того, во что превратила ее природа, – в рабыню общества.

Бредовые взгляды, но в высшей степени интересные для обоих копов. Шуграни покачала головой:

– Я работаю в больнице, часто дежурю, и когда я возвращалась с работы поздно ночью, она была здесь. Я обнаруживала, что она вся в крови, иногда мне приходилось возиться с ней после ее заскоков, лечить и ухаживать. Однажды она вернулась с имплантатом, который торчал у нее из головы, как шишка. Варварская работа.

Николя представил себе вечеринки с ударами ножом и пытками. Лоснящиеся тела под старинными жаркими сводами, влажная плоть. Все это вызывало у него отвращение, но он не позволил себе отвлечься.

– Я была сыта по горло и дала понять, что в этот дом ей путь заказан. Она ушла, а я не сообразила забрать ключ и больше ее не видела.

– И когда это случилось?

– Около двух лет назад. В октябре-ноябре 2015-го, что-то вроде.

– А… тогда у нее не была отрезана фаланга левого мизинца?

– Нет-нет.

Значит, фильму «Atrautz», где Каро получила увечье, меньше двух лет. Николя показал ей фото Карателя:

– Никогда не видела.

То же самое с Шевалье, она его видела только по телевизору. Коп набрал что-то на своем мобильнике:

– «Her Last Bloody Day», знакомо?

– Нет, а что это?

Он протянул ей телефон:

– Фильм. Из тех, которые в вашей коллекции, только еще круче. Я хотел бы, чтобы вы посмотрели до конца.

Анна Шуграни согнала кошку, включила просмотр и положила аппарат себе на колени. Она заломила руки, когда увидела маски Гая Фокса вокруг камеры, потом как молодая женщина протирает тело, привязанное к ножкам стола.

– Это она. Она подстриглась, но я ее узнаю. Это Каро.

Молчание. Анна резко отвернулась, когда Демоншо обрушился на Эмилию Робен, вспарывая ей грудь. Потом, приложив ладони ко рту, вернулась к фильму, чтобы досмотреть его. Когда все было кончено, она попыталась успокоить себя:

– Это точно подделка. Скажите мне, что все это не по-настоящему. Что Каро не участвовала в бойне.

– Отнюдь. Все указывает на то, что та женщина была убита перед камерой.

Шуграни приняла удар и дрожащей рукой протянула ему телефон. Николя подождал, пока пройдет первый шок, и спросил:

– Вы узнали что-нибудь в этом фильме? Места вам ничего не напоминают? А маски, вы их уже видели на какой-нибудь вечеринке? Что-то похожее мелькало вокруг Каро, когда вы проводили время вместе?

Она покачала головой:

– Нет-нет. Бывали иногда люди в масках, это часть игры, но… не в таких масках, я бы запомнила. Все это мне совершенно незнакомо. Мне очень жаль. Я не могу вам помочь.

Судя по ее лицу, она еще долго будет вспоминать содержание фильма.

– Я же вам сказала, Каро ушла в тот безумный круг, куда я не могла за ней последовать. Ее высказывания становились все более радикальными, она выбросила свой телефон, компьютер. Она хотела быть свободной, отличной от всех. А еще она изменялась физически. Порезы, следы ударов, имплантаты, чип… для меня это было слишком.