Лук для дочери маркграфа - [54]

Такко перебрал в голове причины, по которым подслушивать под дверью кабинета было плохой идеей. Насчитал пять — и уверенно направился в восточное крыло, где замочная скважина так заманчиво светилась в полумраке коридора.

— Господин маркграф, — говорил бургомистр. — Здоровье госпожи Малвайн внушает самые серьёзные опасения жителям Эсхена. Она столько лет олицетворяла добродетель и мудрость, была примером для наших жён и дочерей! Многим кажется неоправданно жестоким, что ныне она обречена на одиночество.

— Не сочтите за дерзость, — подхватил судья, — но моя жена давно мечтает навестить вашу супругу. Ведь они были так дружны в прошлом! Она советовалась с лекарями и уверена, что их встреча пойдёт только на пользу…

— Госпожа Малвайн не расположена видеть кого бы то ни было, — голос Олларда был подчёркнуто ровным. — Если вы прибыли только для этого, зря потратили время.

— И всё же подумайте, — в тоне бургомистра звучала кошачья вкрадчивость. — Мы лишь хотим избежать слухов вокруг вашей семьи. Госпожа Малвайн молода и красива, и то, что она седьмой год чурается общества и отказывается от помощи лекарей, вызывает вопросы. Мы лишь хотим убедиться, что эти меры продиктованы необходимостью…

— Что же такого случилось, что вы обеспокоились её судьбой впервые за шесть лет?.. — Такко не видел маркграфа, но был уверен, что тот двигает пузырьки с цветными чернилами, чтобы стояли ровно, будто намекая, что у него есть дела поважнее, чем этот разговор. — Вам что, пришла жалоба на жестокое обращение? Подкреплённая свидетельскими показаниями и всем прочим?

— От господина маркграфа ничего не скроешь, — кисло протянул судья. — В столице и вправду обеспокоены участью ваших жены и дочери и велели разобраться в деле.

— Ох уж эти новые веяния, — насмешливо отозвался Оллард. — Император пытается показать, что заботится о слабых, и при дворе нынче любят показательные процессы над жестокими мужьями. Даже внесли соответствующие поправки к законам. Но кто же ваш свидетель? Кто видел своими глазами, что моя жена не получает уход, положенный по её болезни, и подвергается жестокому обращению?

— Кто бы он ни был, он ведом одним лишь милосердием, — произнёс бургомистр после недолгого молчания.

— Безусловно, — в голосе маркграфа отчётливо слышалась ирония. — Что ж, вы видели и слышали достаточно, чтобы составить подобающий ответ. У вас есть ещё вопросы?

— Боюсь, что не достаточно, — возразил бургомистр. — Видите ли, лицо, направившее жалобу…

— …Достаточно высокопоставленное, чтобы замять дело, — закончил за него Оллард. — Как же предсказуемы люди! Однако никаких причин подозревать, что хоть кто-то в замке подвергается жестокому обращению, у вас нет. Кроме того, публичные порицания жестоких мужей нынче пользуются меньшим спросом, чем разоблачения власть имущих. Растрата, злоупотребление, ложные обвинения — всё это с радостью вытаскивают на свет. А ведь никто не может избежать ошибок. Даже наш мудрый судья, и тот пару месяцев назад осудил невиновного на целых три года горных работ, допустив целый ряд нарушений. Для того ли императорские законники денно и нощно трудятся, чтобы мы раздавали суровые приговоры направо и налево?..

— Тот парень был виновен! — возразил судья.

— Следовало установить это, опросив свидетелей, присутствовавших в комнате, где была совершена кража! А также принять во внимание молодость и бедность обвиняемого. В подобных случаях закон предписывает советоваться с равными или старшими. Ты же не поставил в известность ни бургомистра, ни меня. Зато потом — по чистой случайности, разумеется! — рассчитался на базаре монетами, которые я сам накануне заплатил подсудимому за работу.

— Я лишь возместил расходы на его содержание до суда! — защищался судья.

— Правда? В таком случае будет дешевле держать преступников на постоялом дворе. Суд должен состоять из мужей достойных, благоразумных и наиболее добродетельных, не так ли, господа?..

За дверью воцарилась тишина, и Такко ненадолго оторвался от двери, чтобы устроиться поудобнее. Голова шла кругом. Горожане в открытую выступили против маркграфа, а в столице интересуются здоровьем Малвайн — можно ли было предположить такое? Сейчас он хорошо представлял, как Оллард поднимает брови и опускает взгляд, чтобы спустя несколько мгновений пригвоздить им собеседника вместе с очередным сокрушительным доводом.

В коридоре за его спиной послышались глухие удары — будто кто-то ломился в одну из дверей изнутри. Такко с недоумением вслушивался, пока не сообразил, что странные звуки доносятся из покоев Агнет. Разговор в кабинете был мгновенно забыт: в несколько шагов он пересёк коридор и рванул на себя тяжёлую дверь.

Агнет почти выпала ему на руки — раскрасневшаяся, разгневанная. Выпрямилась, оттолкнула подставленную руку, заправила за ухо выбившийся из причёски локон, вскинула голову и прерывающимся голосом не попросила — приказала:

— Проводи в кабинет!

«Если влетит, то обоим», — успел подумать Такко, распахивая перед Агнет дверь кабинета и стараясь держаться в тени. В комнате замолчали, а затем заговорили разом: сыпались комплименты красоте и изяществу молодой хозяйки, сожаления, что она не вышла раньше, надежды, что она здорова… Голос Агнет звенел, расточая ответные любезности. Сзади Такко дёргала за рукав Катерина, сердито шептала что-то про строгий отцовский запрет, и было не разобрать, что именно говорит маркграф, но в его голосе определённо не было гнева — скорее, гордость и… облегчение.