Луиза Вернье - [6]

— Мы работаем по двенадцать часов в день, — продолжала Катрин. — Это если есть работа. Между сезонами, когда спрос падает, нас могут в любую минуту вышвырнуть на улицу. А иногда работы столько, что вообще ни на что другое нет времени, приходится ночами сидеть. За дополнительную работу нам платят мизерные почасовые, и ведь не пожалуешься, если не хочешь, чтоб тебе дали пинка под зад. К тому же в мастерских ужасно тесно. Над головами горят масляные лампы, поэтому там всегда жарко и душно, и в то же время холод от каменной плитки пола пробирает до самой поясницы, поэтому мы устанавливаем перед стульями деревянные дощечки. Другие, работающие в таких же условиях, носят сабо, но только не мы, портнихи. Мы предпочитаем носить красивые чепчики и чистый шелковый передник и заставляем кое о чем задумываться парижских мужчин, если они попадаются нам на пути. — Тут губы Катрин тронула едва заметная самодовольная улыбка. Она знала, что, несмотря на свою полноту, передвигается легко, поэтому привыкла ловить на себе мужские взгляды. В этих взглядах также сквозило и уважение. Гризетки не были проститутками. Многие из них выходили замуж девственницами, у кого-то были любовники, но их общественное положение было уникальным, и Катрин не раз слышала, что именно парижские гризетки составляют очарование этого города. Она мысленно вернулась к теме разговора и отхлебнула еще одну ложку супа. — Я люблю свою работу, несмотря на то что все идет не совсем так, как хотелось бы. И на другую ни за что бы не согласилась. И не только я, но и все мы. Мы преданны своей работе. Думаю, все дело в том, что изготавливать красивые наряды — это почти так же прекрасно, как и носить их.

Луиза уже не слушала остальные печальные подробности жизни швеи, которые излагала ей Катрин. Жизнь в ее воображении заиграла яркими красками. Она видела дивные оттенки предназначенных для шитья платьев тканей, сияние драгоценностей, бисера и жемчуга в вышивке, а также трепещущие оборки, ленты и перья, которые добавляли к изысканным нарядам последний штрих. Мастерские представлялись ей бесконечной чередой сокровищниц, и это зрелище окончательно ее заворожило.

— Я тоже хочу носить красивую одежду, — выпалила она мечтательно.

— Хотеть и иметь возможность — это не одно и то же, как ты, наверное, уже поняла, несмотря на свой возраст. В этой жизни только богатые делают то, что захотят.

Луиза смотрела на Катрин как завороженная.

— Значит, я стану богатой. И когда-нибудь буду одеваться, как королева Франции.

— Ха! — Катрин презрительно фыркнула. — Тогда уж лучше равняйся на кого-нибудь другого. У них с мадам Аделаидой, ее золовкой, совершенно нет вкуса. Они делают заказы ведущим модельерам, и мне не раз приходилось шить их наряды.

— Значит, в этом вина мадам Камиллы и других великих портних. — Девочке это казалось вполне логичным.

Катрин нахмурилась, глядя на нее через стол.

— Может, и так, а может, и нет. Что-то ты слишком шустрая, как мне кажется. Твоей маме не понравилось бы, если б ты так говорила при ней.

Она уже успела исполниться уважения к умершей мадам Вернье, честной работящей женщине, которая не заслужила того, чтобы ее похоронили на кладбище для бедняков. Поэтому все то время, что дочь ткачихи будет находиться под ее крышей, она будет обращаться с ней так, как хотелось бы ее матери. И тут Катрин вдруг осенило.

— А как так вышло, что родные твоей матери не протянули ей руку помощи, когда она в ней нуждалась?

— Своих родственников у нее не осталось, а она была слишком горда, чтобы просить о помощи семью Вернье. Просто мама их даже никогда не видела. Она тогда работала на шелкоткачестве в Лионе, познакомилась с моим отцом и вышла за него замуж. Там были из-за этого какие-то неприятности, но она не говорила, какие именно. Он умер еще до моего рождения от туберкулеза легких, как умерла мама несколько дней назад.

— Хм. — И Катрин вдруг обеспокоенно посмотрела на нее. — Ты ведь не кашляешь?

— Нет. У меня только желудок болит, когда есть хочется.

— Ну, тогда все в порядке. — Катрин почувствовала облегчение. — Мадам Камилла сразу же увольняет тех, у кого хронический кашель, мне не хотелось бы что-нибудь от тебя подцепить.

Они поели, Луиза стала мыть посуду, а Катрин тем временем рассматривала лежавший в коробке атлас. Она помогла девочке распороть шов. Ближе к вечеру они распороли почти все, у Луизы в руках остался только один кусок ткани. Катрин нагрела на печке два утюга и осторожно прогладила ткань. Потом снова села и стала проворно подворачивать края так, как это и нужно было сделать с самого начала. Мельком взглянув на Луизу, она заметила, что та внимательно смотрит на ее работу. Так же, как и в случае с тем непритворным интересом, который проявила девочка за столом к ее рассказу, это было бальзамом для души Катрин в теперешнем ее истерзанном состоянии. Она понимала, что, уйди девочка раньше, ей трудно было бы пережить этот ужасный день. Она бы и сейчас тупо и бессмысленно лежала в постели, предаваясь своему горю. И Катрин объяснила, почему атлас требует именно такой обработки.

Луиза благоговейно ахнула.