Лучшее, что может случиться с круассаном - [4]
– Семьдесят два.
– А кто вы по профессии?
– Пирожник.
– Пи-рож-ник? Неподражаемо. Вам нравится музыка?
– Ж-жутко.
– Правда? И какая именно?
– «Мессия» Генделя и распа.[3] Первое больше, второе меньше.
Девица начала запинаться, но не сдавалась. Спросила, слушаю ли я радио, смотрю ли телик, читаю ли газеты, и если да, то какие, и наконец, выпустив всю обойму, подошла к сути дела:
– Прекрасно, Рафаэль… Дело вот в чем: в благодарность за ваше сотрудничество и поскольку, как я вижу, вам нравится классическая музыка, мы совершенно бесплатно дарим вам три лазерных диска, кассеты или пластинки. Вам придется оплатить только пересылку: две тысячи четыреста двенадцать песет. Согласны?
– Ах, какая жалость, но, видите ли, мне надо посоветоваться с мужем…
Голос у меня стопроцентно мужской, глухой и хриплый, и у девицы, наверное, глаза на лоб полезли. Настал момент, чтобы нанести решающий удар.
– Извините, не удивляйтесь, но, понимаете, мы парочка гомосексуалистов, гомиков, живем вместе с тех пор, как вышли из центра дезинтоксикации и обзавелись пекарней, вот уже полгода. И тут один клиент, тоже гей, который покупает у нас лионские булочки (скромность не позволяет, но все-таки скажу: лионские булочки у нас бо-же-ствен-ные), так вот, он посвятил нас в Братство Света, так сказать… Ну уж вы-то, конечно, слышали про наше Братство?…
– Н-нет…
– Тогда вам надо поближе с нами познакомиться. Мы просто влюблены в свое дело. Представляете, по утрам муж ходит проповедовать и я остаюсь в пекарне, а во второй половине дня мы меняемся ролями… Так вы еще не узрели Свет?
– Нет, я…
– Нет?! Но не переживайте, все можно моментально уладить. Для начала скажите: как вас зовут?
Девица окончательно сдрейфила.
– Нет, видите ли…
– Или, пожалуй, лучше так: оставьте мне свой адрес, и сегодня вечерком я забегу к вам поболтать. Ну что?
– Простите, но нам не разрешается давать свои адреса…
– Не разрешается?… Ну, это не проблема: я сейчас же засеку ваш звонок и попрошу старшую сестру лесбиянок переговорить с вашим начальством. Идет? Ага, y меня на компьютере уже появляются данные, так, посмотрим. Вы звоните из Барселоны? Подождите минутку, сейчас появится точный адрес…
Сопротивление было сломлено: я услышал, как на другом конце провода поспешно повесили трубку.
Миссия выполнена. Я глубоко затянулся и в прекрасном расположении духа пошел ставить воду для спагетти. В тот момент я еще не знал, что происходит в «Миральес и Миральес», и уж конечно, не представлял, во что вляпался.
«Не стой под стрелой»
От послеполуденного сна меня пробудил некий странный шум, вроде «бррррррррррррм», как раз когда мне снились коварные существа, наделенные необычайной способностью втыкать свои лапки в землю и, пустив корни, вечно пребывать в растительной форме. У них даже было имя: борсоги, так их звали – редкий гибрид крапивы и домового. Ничего не подозревая, ты преспокойно разгуливал среди них, как вдруг – хлоп! – они приходили в движение, выдирали из земли свои корешки, снова превратившиеся в лапки, и остервенело впивались тебе в икры.
Было начало восьмого вечера. Дождь лил как из ведра – настоящая весенняя гроза, короткая, но яростная, и, окончательно проснувшись, я стал глядеть на водяную завесу за окном. Барселоне дождь к лицу: обильно омытые водой, деревья снова зеленеют, почтовые ящики становятся ярко-желтыми, а крыши автобусов – красными. Не знаю, что происходит с барселонскими автобусами, которые, если посмотреть сверху, всегда кажутся загаженными. И только когда идет сильный дождь, смывающий серую патину, и все обретает свои первоначальные цвета – зеленый, синий, красный, – город становится похож на детскую игрушку. Я поставил кофе, чтобы во всеоружии встретить второе за день, вечернее пробуждение, на сей раз куда более мирное и приятное, и включил радио. Зазвучала какая-то медленная мелодия, которую выводил сладкозвучный негритянский голос, сопровождаемый длинными саксофонными пассажами. Потом я запустил компьютер, одновременно скручивая сигаретку, тут подоспел и кофе. Я моментально пристроился перед экраном и подсоединился к серверу. Посмотрим.
Двенадцать посланий. Три – чистой воды пропаганда; остальные девять были более осмысленными. Я бегло просмотрел их, прежде чем начать разбирать: Джон писал из Дублина (сколько лет, сколько зим!) «I've been writing some Primary Sentences these days and here I send you a few»[4] и так далее; письмо из Главного патентного бюро, которое не могло предоставить мне требуемой информации и тру-ля-ля; Лерилин писала из Вирджинии, что не выносит своих соотечественников и очень скучает по Барселоне (с орфографией у нее уже серьезные проблемы)… Немного дольше я задержался на кратком послании Бостонского философского колледжа, который предлагал мне провести семинар на летних курсах. Разумеется, я никуда не собирался ехать, но на время это предложение заставило воспрянуть мое «я». На улице я – никто, но в Интернете у меня есть имя, а среди моих дурных буржуазных привычек осталось еще немного тщеславия. Оставшиеся шесть писем пришли из Метафизического клуба, и я отключился от сети, чтобы прочесть их спокойно. С самого начала стало ясно, что все так или иначе отреагировали на мое последнее заявление. «Если каждое слово порождает понятие, то достаточно сказать „все несуществующее", чтобы все это несуществующее обрело реальность», – не без логики, похвальной, несмотря на явную уязвимость, пытался возражать мне некто Мартин Айакати.
Андрей Вадимович Шаргородский – известный российский писатель, неоднократный лауреат и дипломант различных литературных конкурсов, член Российского и Интернационального Союзов писателей. Сборник малой прозы «Женские слезы: 250 оттенков мокрого» – размышления автора о добре и зле, справедливости и человеческом счастье, любви и преданности, терпении и милосердии. В сборник вошли произведения: «Женские слезы» – ироничное повествование о причинах женских слез, о мужском взгляде на психологическую основу женских проблем; «Женщина в запое любит саксофон» – история любви уже немолодых людей, повествование о чувстве, родившемся в результате соперничества и совместной общественной деятельности, щедро вознаградившем героев открывшимися перспективами; «Проклятие Овидия» – мистическая история об исполнении в веках пророческого проклятия Овидия, жестоко изменившего судьбы близких людей и наконец закончившегося навсегда; «Семеро по лавкам» – рассказ о судьбе воспитанников детского дома, сумевших найти и построить семейное счастье; «Фартовин» – детектив, в котором непредсказуемый сюжет, придуманный обычной домохозяйкой, мистическим образом оказывается связанным с нашей действительностью.Сборник рассчитан на широкий круг читателей.
Как прожить без вранья? И возможно ли это? Ведь жизнь – иллюзия. И нам легко от этой мысли, и не надо называть вещи своими именами…2000 год. Москвич Шура Ботаник отправляется в Израиль на постоянное место жительства. У него нет никаких сионистских устремлений, просто он развелся с женой и полагает, что отъезд решит его проблемы, скорее метафизического свойства. Было в его жизни большое вранье, которое потянуло цепочку вранья маленького, а дальше он перестает понимать, где правда и где ложь и какая из них во спасение, а какая на погибель.
Лора Белоиван – художник, журналист и писатель, финалист литературной премии НОС и Довлатовской премии.Южнорусское Овчарово – место странное и расположено черт знает где. Если поехать на север от Владивостока, и не обращать внимание на дорожные знаки и разметку, попадешь в деревню, где деревья ревнуют, мертвые работают, избы топят тьмой, и филина не на кого оставить. Так все и будет, в самом деле? Конечно. Это только кажется, что не каждый может проснутся среди чудес. На самом деле каждый именно это и делает, день за днем.
Петр Алешковский (р. 1957) – прозаик, историк. Лауреат премии «Русский Букер» за роман «Крепость».Юноша из заштатного городка Даниил Хорев («Жизнеописание Хорька») – сирота, беспризорник, наделенный особым чутьем, которое не дает ему пропасть ни в таежных странствиях, ни в городских лабиринтах. Медсестра Вера («Рыба»), сбежавшая в девяностые годы из ставшей опасной для русских Средней Азии, обладает способностью помогать больным внутренней молитвой. Две истории – «святого разбойника» и простодушной бессребреницы – рассказываются автором почти как жития праведников, хотя сами герои об этом и не помышляют.«Седьмой чемоданчик» – повесть-воспоминание, написанная на пределе искренности, но «в истории всегда остаются двери, наглухо закрытые даже для самого пишущего»…
Роман известного шведского писателя написан от лица смертельно больного человека, который знает, что его дни сочтены. Книга исполнена проникновенности и тонкой наблюдательности в изображении борьбы и страдания, отчаяния и конечно же надежды.