Лучи из пепла - [39]

— Да нет же, спасибо. Я сожалею, что вы в этот холод пришли меня встречать.

— Ничего, Тибико сегодня все равно уже пришлось поработать.

Подмигнув, он указал на ее кулек.

В это ледяное февральское утро при ярком солнечном свете Хиросима показалась Итиро совсем не такой, как всегда. Теперь она походила на огромный, наспех построенный ярмарочный городок. За последние двенадцать месяцев число увеселительных заведений в Хиросиме резко увеличилось; около вокзала и в центре города возникли целые кварталы баров, кабаре, публичных домов, дешевых кинотеатров и игорных притонов, над которыми развевались пестрые рекламные флажки, воздушные шары и привязные аэростаты. Самый крупный из увеселительных кварталов носил громкое название «Синтати» («Новый мир»). Карикатурный, сумасшедший новый мир!

В городе все еще ничего не предприняли для расселения множества бездомных людей, если не считать составления проекта многоквартирного жилого дома в районе Мотомати. Поэтому каждый бедняк старался на собственный страх и риск устроить себе хоть какой-нибудь приют.

— Мы выбрали на редкость аристократический квартал, — заявил «господин Растрепа», когда они все вместе двинулись в путь. — Говорят, что в Нобори-тё, где мы живем, когда-то помещались самые дорогие магазины.

Они шли по лабиринту, по обе стороны которого стояли сколоченные из гофрированного железа хибарки и деревянные лачуги, построенные без всякого плана и порядка. Наконец они остановились у невысокой загородки. Это жилище казалось, пожалуй, еще более причудливым, чем все остальные.

Кусок стены какого-то разрушенного здания был искусно соединен с листами ржавой жести, почерневшими от гари обрезками досок и истрепанными соломенными циновками, придававшими всему сооружению сходство с большой плетеной корзиной.

— Прошу, это наш «Химавари-дзё» («Замок подсолнечника»), — с подчеркнутой торжественностью сказал Куцухэй, приглашая гостя войти. — А если без хвастовства, то мы называем наш дом скромненько «Корзинкой с червями».

Изнутри раздались голоса:

— Входи, брат с Анд. Поскорее, а то ты напустишь холода. Нагнись! Да-да, будь осторожен. Тут рекомендуется быть поменьше ростом!

В этом жилище без окон было темно, как в пещере. Мало-помалу при свете свечи Кавамото различил несколько лиц.

Начались взаимные приветствия, так как вся «семья» придавала большое значение хорошим манерам. Когда, например, Куцукэн, который приходился «Модзя-модзя сан» братом, нарушил этикет, представляясь Итиро, Тибико тут же поставила ему это на вид.

— Надо говорить: я прихожусь младшим братом Куцухэю. Я прихожусь ему младшим братом. Этих слов ты не должен забывать, иначе ты будешь неучтив по отношению к гостю.

— Что у нас сегодня на завтрак?

Тибико развернула свой кулек. В нем оказались рис, рыба, морская трава и даже несколько кусков марино-ванной редьки.

— Хорошо постаралась, малышка!

«Семья» не считала зазорным попрошайничать у чужих. Но в собственном кругу строго соблюдалось правило, раз и навсегда преподанное «отцом семейства» Куцухэем: дома попрошайничать нельзя.

Кавамото также внес свою лепту в общий завтрак.

— Чуть было не забыл, — сказал он с притворной небрежностью и развязал свой старый красный фуросики[20]. Появился плоский «американский хлеб» из кукурузной муки, который он сам испек в котельной электростанции Сака.

Вскоре запах лепешки, подогретой на слабом огне, распространился по темной каморке. Разломав хлеб руками, вся компания принялась пить кипяток из старых консервных банок с хитроумно приделанными картонными ручками. При этом у друзей был такой вид, словно они наслаждались самым ароматным чаем.

Кавамото понемногу осмотрелся. Груды сухих листьев заменяли в этой хибарке постели. Раз в месяц ребята приносили свежие листья с гор.

— На них спать гораздо мягче, чем на настоящем «футоне», — похвастался Ноппо.

На стенах были аккуратно, в ряд, развешаны соломенные шляпы, военные фуражки и кое-какая одежонка. Куцухэй требовал, чтобы ребята держали свои вещи в порядке.

К одной стене была кнопками прикреплена фотография. Должно быть, кто-нибудь из детей вырвал ее из журнала. На фотографии был изображен мальчик, цеплявшийся за чью-то руку. Вероятно, это была женская рука, может быть, рука матери. Но это так и осталось неизвестным, поскольку на фотографии не было подписи, а в кадр попала только рука. Все остальное приходилось придумывать самим.

— Хорошая картинка, — заметил Итиро.

— Да, — проговорили дети. Больше они ничего не добавили.

6

Итиро Кавамото проводил со своими друзьями в «Замке подсолнечника» каждое воскресенье и по возможности свободные вечера в будние дни. Он вспоминает разговоры, которые там велись, рассказы детей о приключениях и шалостях, но особенно запечатлелся в его памяти тот день, когда он пригласил своих друзей в кино.

За вокзалом открылся новый кинотеатр. В зрительном зале еще пахло клеем, краской и свежевыструганными досками. Но на сей раз это вполне соответствовало тому, что происходило на экране. Шла картина Чарли Чаплина «Золотая лихорадка». Грубо сколоченные лачуги в калифорнийском городе золотоискателей, кабаки и драки — все это напоминало детям родную Хиросиму. Больше всего им понравились сцены, где маленького человечка с усиками и кривыми ногами преследовал гротескный голодный бред. Выйдя из темного зала кинотеатра, дети и Кавамото еще долго переживали «золотую лихорадку».