Лучи из пепла - [10]

Первым делом Цудзуки обратился к военным властям Японии, которые только что старательно упрятали в сейф доклад доктора Охаси. Доктор Цудзуки объявил им, что факты лучевой болезни нельзя далее держать в секрете. Наоборот, необходимо принять все меры, чтобы он сам и его сотрудники могли отправиться в Хиросиму и открыть местным врачам всю правду.

Так как Цудзуки был в прошлом адмиралом императорского флота, ему беспрекословно повиновались.

Двадцать девятого августа Цудзуки и другие ученые из его клиники кое-как втиснулись в переполненный вагон; утром 30 августа они уже прибыли в Хиросиму. Некоторые биологи, которые также входили в состав группы Цудзуки, лишь неохотно согласились на такое путешествие: они яснее, чем кто-либо, сознавали опасности, поджидавшие их в пораженных радиоактивными лучами развалинах Хиросимы. Тем не менее они в конце концов отбросили всякие личные опасения и пошли на явный риск.

Третьего сентября 1945 года в два часа дня на первом этаже полуразрушенного здания, принадлежавшего какому-то банку, доктор Цудзуки выступил перед врачами Хиросимы с первым докладом о лучевой болезни.

Доктор Хатия, присутствовавший на этой встрече, рассказал:

«Меня поразило, что в зале собралось очень мало народа. Несколько человек, вероятно, не явились из-за дождя, однако в первую очередь малочисленность аудитории объяснялась тем фактом, что в Хиросиме осталось так мало врачей, что они не могли заполнить даже это небольшое помещение»[7].

После краткого вступительного слова на трибуну поднялся профессор Цудзуки. Почерневшие от огня стены зала являлись подходящим фоном для доклада об атомной бомбе. Оратор начал с изложения своей теории принципа действия атомной бомбы, потом остановился на ее разрушительной силе и характере причиняемых разрушений, особенно в результате непосредственного воздействия взрывной волны. Затем он остановился на поражениях организма, вызванных небывало высокой температурой, и на разрушительном внутреннем действии радиоактивных лучей. В конце доклада Цудзуки рассказал об опасности, грозящей человеческому организму от такого рода облучения.

Когда доктор Цудзуки закончил свой доклад, аудитории был представлен доктор Миякэ, который доложил о результатах вскрытия людей, погибших от лучевой болезни[8]. То, что он сообщил, полностью совпадало с нашими собственными наблюдениями. Сначала я был несколько обескуражен тем, что он первый публично сообщил об этих открытиях. Но, когда он упомянул о том, какого огромного труда ему стоило прийти к пра-вильным выводам, во мне проснулось доброе чувство к ученому: ведь он сталкивался с теми же трудностями, которые приходилось преодолевать и нам.

В своем известном дневнике доктор Хатия не упомянул, однако, о самой важной практической части обоих докладов: он ничего не сказал о мерах, предложенных для лечения больных лучевой болезнью.

Доктор Миякэ заявил, что больные в первую очередь нуждаются в покое и в пище, богатой протеинами, витаминами, солью и кальцием. Он сделал объективно вероятно, правильное, но потрясшее своей невольной жестокостью сообщение о том, что нет никакого смысла лечить больных, у которых число кровяных шариков упало ниже определенной нормы, так как в этих слу-чаях надежды на выздоровление нет. Лучше сосредоточить внимание на больных, которых еще можно спасти.

Доктор Цудзуки подчеркнул, что необходимо стимулировать деятельность кроветворных органов и вводить большие дозы витамина С. Как это ни странно, он рекомендовал также сжигать в палатах ароматические палочки. Чтобы разъяснить врачам действие ионизирующих лучей на внутренние органы человеческого организма, он сравнил его с действием «ядовитых газов». Эта по существу неверная аналогия, использованная японским врачом, вероятно, лишь для более популярного разъяснения непривычного феномена, навлекла на него резкие упреки оккупационных властей и в значительной степени способствовала тому, что в 1947 году он на время был отстранен от лечения людей, пораженных лучевой болезнью.

На докладе в разрушенной Хиросиме присутствовал также Катасима — репортер японского телеграфного агентства Домей. Его родители стали жертвами «пикадона», и их останки, найденные в куче пепла, Катасима всегда носил с собой, так как не мог найти подходящего места для погребения.

— Когда этот репортер бегал по городу, чтобы собрать материал для очередной информации, в металлической коробке, перекинутой у него через плечо, постукивали кости, — рассказывает очевидец.

Катасима решил передать по телефону содержание докладов, сделанных Цудзуки и Миякэ, представителю агентства Домей в Лиссабоне. Несмотря на то что Япония капитулировала, между агентствами и их отделениями в нейтральных странах еще существовала радиосвязь. Но, так как Катасима не осмеливался без помощи компетентного медика написать отчет, требовавший специальных медицинских знаний, он попросил профессора Тамагава помочь ему. Однако у профессора возникли, очевидно, различные опасения насчет полной истинности сообщений его коллег, и в результате отчет так и не был написан.

«Задним числом приходится сожалеть об этом, — говорит историк Имахори, — ибо уже через несколько дней, 14 сентября, деятельность агентства Домей по приказу главной ставки союзников была запрещена, а в октябре агентство вообще прекратило свое существование. С тех пор в течение пяти лет голос Японии, а вместе с тем и результаты исследований последствий атомных взрывов не могли проникнуть за пределы страны. Если бы сообщение репортера Катасима было опубликовано… весь мир с ужасом узнал бы о том, какие новые неожиданные последствия вызвала атомная бомба… Быть может, это помогло бы запретить дальнейшее производство ядерного оружия… Так была упущена возможность решающим образом повлиять на положение в мире».