Ложка - [3]

Холмик над дедовой могилой осел, из земли торчали осенние репьи вперемешку с флоксами и отцветшими ноготками. Деревянный крест выкрасили ярко-голубой краской, а на дощечке Лешка старательно выжег имя и годы жизни.

Денис присел на низенькую скамеечку, мимолетно пожалел, что не курит. Тогда можно было бы неторопливо достать сигарету, размять, сунуть в рот, пощелкать зажигалкой, привычно ругаясь на китайских лоботрясов, что даже такую простую вещь хорошо сделать не могут. И сидеть потом, пуская дым в осеннее небо и размышляя о вечном, обманывая себя призраком действия.

А так - было холодно, мокро и бессмысленно.

Денис кладбища не любил. Глубокомысленно обращаться к мертвецам: вот, мол, пришли навестить, все у нас хорошо, а тебе - земля пухом, казалось ему напыщенным и неискренним. Тем более, что дед Евсей, говорят, бродит где-то в деревне. А здесь тогда что? Зачем Денис вообще сюда приперся?

Вдалеке каркнула ворона. Шустрая сороконожка шлепнулась с флокса и стремительно закопалась между комьями сырой земли. Денис засунул руки в карманы и сгорбился на скамейке в бездумном оцепенении.

Он тяжело очнулся, лишь когда вдалеке послышались чавкающие шаги. От дальних могил к нему шел коренастый мужик с бутылкой в руке. Телогрейка мужика выцвела до рыжего цвета, на кирзовых сапогах налипло по килограмму глины, но выглядел он трезво и сосредоточенно. Жидкости в бутылке было на четверть.

Денис выпрямился.

Мужик был как-то неровно небрит. Словно дня три назад выскоблил только одну щеку и оброс потом - где больше, где меньше.

– К Евсей Игнатичу? - осведомился он, подходя.

Денис невольно оглянулся на могильный холмик. Мужик покивал со значением.

– Евсей Игнатич, он с пониманием был человек, - неторопливо завел он. - Сурьезный. Как скажет, так и сделат, слово такое крепкое было у него. Сурьезный, а душевный, с пониманием.

Денис кивал, как болванчик.

Мужик задумчиво глянул на бутылку, побултыхал жидкостью.

– Помянуть бы надо Евсей Игнатича.

Он аккуратно выудил из кармана телогрейки грязный граненый стакан, налил самогона. Сравнил на глаз, не обделил ли кого. Удушающий дрожжевой запах поплыл в воздухе, заставив Дениса скривиться.

– Давай, - со значением повел бутылкой мужик.

Мутный стакан, из которого неизвестно кто и что пил, приводил Дениса в ужас. Он попытался неловко отказаться:

– Да я... в общем, не пью...

– Ну и дурак, - констатировал мужик. - С такой жизней, если не пить, совсем скрючит.

Денис задумался, пораженный столь ясной формулировкой.

– А за Евсей Игнатича грех не выпить, - весомо подытожил собеседник. - Земля ему пухом.

И гулко забулькал самогоном. Щетинистый кадык поршнем заходил по шее в темных полосках грязи. Уровень жидкости уверенно пополз вниз.

С сомнением заглянув в стакан, Денис выдохнул и в несколько судорожных глотков залил самогон в себя. Тот неожиданно мягко скользнул в горло, обжег желудок, разошелся горячей волной по телу. И шарахнул по мозгам ватным молотком. Денис отчаянно заморгал, замотал головой, пытаясь привести мир в привычное состояние. Мир ускользал: плыла небритая физиономия мужика, в висках стучала кровь, зато на размокшей земле явственно виделась каждая травинка.

Голос доносился наплывами, шелестел невнятно, слова складывались в причудливые, ничего не значащие конструкции.

– Веришь, так иногда хорошо бывает - так бы и помер... Давеча... с месяц тому было, тоже шел... Звезды такие были... что твой огурец звезды, веришь, нет? А Евсей Игнатич, он огурцы соленые не любил, только в супу если, рассольник там... Трескучие такие звезды, над головой прямо, низенько так... И я на них смотрел-смотрел... Мы ж с Евсей Игнатичем в свое время... Я так думаю, лучше огурчика соленого и нету закуси... А потом валиться начали, звезды-то, вот как яблоки, когда ветку тряхнешь, так и тут...

Опьянение отхлынуло так внезапно, что Денис захлебнулся острым воздухом. Утер выступившие на глазах слезы.

Вокруг словно поубавилось красок. Земля казалась черной, деревья серыми, небо - пожухлым, словно полежавшая на солнце газета.

– А потом просыпаюсь, веришь, прямо тут, у Евсей Игнатича. Замерз, как собака, и бутылки нет. Вот и думаю, к чему бы это?

Денис ошарашенно смотрел на мужика.

* * *

Он помешкал, запирая калитку, а когда глянул на дом, сердце враз ухнуло куда-то в живот. Потому что на длинной доске-завалинке под окнами кухни сидел дед Евсей.

Ни на какое привидение похож он не был. Вполне материальный дед. Старенький пиджак, клетчатая кепка, сапоги в рыжей глине, Денис рассмотрел даже седую щетину на щеках - именно так выглядел дед при жизни, когда выходил под вечер курить на лавочку и, прищурясь, смотрел в закатное небо.

В первую секунду Денис отшатнулся и чуть не выскочил на улицу. Потом осторожно сделал к привидению шаг, еще один.

Дед Евсей поднял на него хитроватый взгляд.

Денис обмер.

Призрак покачал головой, поднялся и медленно прошаркал в огород, скрывшись за смородиновыми кустами.

Грохнула щеколда за спиной, Дениса облило мгновенным холодом.

– Дядь Денис, я чего спросить хотел...

– Лешка, - проплямкал Денис непослушными губами. - Я деда Евсея видел.