Ложь и любовь - [16]

Мэг напомнила себе, что пришла сюда помочь Тинси. Схватив женщину за руку, она с чувством повторила:

– Уверяю вас, он был счастлив.

Тинси впилась в Мэг взглядом зеленых глаз, медленно подняла руку и стерла пальцем чуть размазавшуюся помаду в уголке ее губ.

– В таком случае спасибо вам. Хотя вы сделали все не так, как полагается, я прощаю вас, – независимо от того, кто бы что ни говорил об этом, к сожалению, весьма поспешном браке.

Прежде чем Мэг нашлась с ответом, Тинси шагнула в комнату. На ее лице, избавленном от малейших изъянов хорошей подтяжкой и безукоризненным макияжем, снова засияла ослепительная улыбка.

– Дорогие мои, – сказала Тянси, – я рада, что вы пришли.

Скрывалось ли за ее словами некое тайное знание, которое может уловить только мать? Или Тинси заботили только светские условности? Мэг очень хотелось бы понять, почему мать Жюля выбрала именно эти слова, но она не успела как следует об этом подумать, окунувшись в многоголосый шум: все гости заговорили разом. Чтобы совсем не потеряться в этом шуме, Мэг оглянулась и со странным чувством осознала, что ищет взглядом Паркера. Его присутствие почему-то успокаивало ее.

Пожимая руку Амелии Энн, первой, кого Тинси представила ей, женщине лет сорока с небольшим, с мягким негромким голосом, Мэг все еще переваривала это открытие. Рассудок решительно отказывался признавать его. С какой стати она ищет успокоение в человеке, оскорбившем ее, пытавшемся не подпустить к Тинси, в том, кому Жюль не доверял?

Мэг оказалась в объятиях негнущихся рук дородной седой женщины, тихо произнесшей несколько вежливых сочувственных фраз. «Уж лучше быть припертой к шкафу братом Жюля!» – заключила Мэг, когда женщина расцепила руки и отошла от нее со строгим выражением лица. Не переставая удивляться причудливому повороту собственных мыслей, Мэг старалась сохранять непроницаемо-вежливое выражение лица и постоянно напоминала себе, что должна играть роль скорбящей вдовы.

Однако вопреки соболезнованиям, звучащим со всех сторон, Мэг поймала себя на мысли, что очень мало думает о Жюле и много – слишком много – о его живом, здоровом и весьма высокомерном брате.

Решив остаться посмотреть представление, Паркер прислонился к стене перед одним из двух мраморных каминов и мысленно поблагодарил Хортона за то, что тот, несмотря на холод, не велел их растопить. Ему было и без того тепло, и он не мог бы с уверенностью сказать, насколько в этом повинна женщина, стоящая сейчас в центре комнаты.

Нужно отдать Мэг должное: принимая приветствия и соболезнования от незнакомых людей, разглядывающих ее с едва скрытым любопытством, она держалась с достоинством, не мямлила, не заикалась, не заискивала и не пыталась удрать. Ни одного из членов своей семьи Паркер не назвал бы ни милым, ни душевным. Тетя Матильда, старшая сестра отца, вообще заранее презирала всякого, кто родился западнее Кэнел-стрит, – что уж говорить о приезжей родом из Лас-Вегаса. Тетка Паркера разглядывала Мэг через крошечные очки, которые носила на серебряной цепочке.

Мэг и глазом не моргнув в упор посмотрела на нее:

– Какое красивое пенсне.

Уголки тонких губ Матильды, сжатых в жесткую складку, чуть приподнялись.

– Вы очень любезны.

Глухо стукнув тростью по полу, она вернулась на свое место возле камина – не того, у которого стоял Паркер, а расположенного напротив.

Тинси вздохнула, нервно теребя руки:

– Вы можете заодно познакомиться и с Кинки[2].

Все-таки ее пробрало! Паркер чуть не рассмеялся, заметив, как на лице Мэг промелькнуло ошеломленное выражение. Какой же странной ей, должно быть, кажется вся эта компания. Сменив банный халат с эмблемой отеля «Морепа» на скромный костюм, Мэг выглядела типичной среднестатистической американкой. Она наверняка выросла в скромном домике, в семье, где отец работал с девяти до пяти, а мать готовила еду, наводила чистоту и на ночь читала Мэг и ее братьям и сестрам книжки.

Как же ее угораздило выйти за Жюля?

Паркер нахмурился, наблюдая, как Кинкейд де Ласалль, или Кинки, друг детства и «дурная компания» его брата, вскочил с дивана и быстро поклонился Мэг.

– Если вы были другом Жюля, – сказал он, встряхнув головой и отбросив назад вечно падающие на лоб волосы, – то можете звать меня Кинки. Если нет, то мое имя Кинкейд.

– Меня зовут Маргарет, но зовите меня Мэг, пожалуйста. – Понизив голос, Мэг добавила: – Что вы хотели сказать этим «если вы были другом»? Довольно странно слышать такие слова по отношению к… – Мэг запнулась, потом закончила: – вдове.

Кинки изогнул одну бровь – жест, которым он славился.

– По-видимому, вы не были знакомы со своими предшественницами.

– Предшественницами?..

Мэг запнулась, и потрясенный Паркер вдруг понял: она понятия не имеет, что Жюль уже был женат, причем не один раз, а дважды.

Кинки повторил фокус с бровью.

– Ну, не переживайте, вы еще будете иметь удовольствие с ними познакомиться. Что ж, надеюсь, Жюль обрел счастье в свои последние дни.

Кинки смотрел на Мэг плотоядным взглядом. Паркеру даже захотелось подойти к Мэг и встать рядом, чтобы в некотором роде предложить ей защиту, но он сдержался. Мэг вполне способна сама о себе позаботиться. Паркер потер щеку, на которой еще горел след от ее пощечины.