Он знал принца больше десяти лет. Мир бесился, Мир срывался с цепи, Мир творил глупости, но никогда, ради богов, не сдавался! А теперь… за пару седмиц, что прошли после смерти друга, Миранис превратился в свою тень. Почти ушел за грань. Сдался! И, что хуже всего, Арман этого не знал!
— Да чтоб тебя, Мир! — прохрипел Арман, горя желанием разнести замок по камню. Только легче от этого станет кому? Миру?
— Да я тебя собственными руками придушу, — прошептал Арман и резко обернулся, когда скрипнула дверь, пропуская полоску золотого света.
Вирес, самый молодой телохранитель повелителя, ровесник Армана, и не понять, то ли друг, то ли враг, тихонько что-то прошептал. И шторы за спиной сразу же закрылись, мягкий свет высветил ковер на полу, прошелся по завешенным гобеленами стенам, свернулся под расставленными у стен креслами. Синь, вышитая серебром — цвета повелителя. И наследника. Те самые цвета власти, которые так ненавидел Мир.
Вирес, подтянутый и холодный, кивнул Арману и показал на одно из кресел:
— Надо поговорить.
Надо ли? Но Арман кивнул и сел. Телохранителю повелителя он доверял. Немногословный Вирес редко появлялся при дворе и на празднествах, держался в тени повелителя. Им восхищались, его боялись… его не знали. Арман помнил его другим — испуганным, готовым умереть мальчишкой. Сорвавшимся высшим магом, которого Армана, главу рода, заставили пощадить лишь за дар телохранителя. Они оба были тогда мальчишками. Они оба помнят о деревнях, сожженных силой Виреса деревнях. И они оба никогда об этом больше не разговаривали. Теперь этот высший маг — телохранитель повелителя. Теперь он приказывает. Теперь он может щадить или губить, Армана в том числе.
Вирес сел в кресло напротив Армана, посмотрел ему в глаза, будто изучая взглядом, и тихо сказал:
— Давно не виделись. Может, даже слишком давно.
— Тебе виднее, — ответил Арман, откинувшись на спинку кресла. — Только почему ты говоришь со мной, а не с телохранителями принца?
— Потому что ты ошибся, тебе и исправлять.
А вот это новость. Арман внутренне напрягся, но на Виреса смотрел все так же спокойно — еще не хватало показать, как его задело.
— Я слушаю, — сказал Арман.
— Все даже хуже, чем я думал, — ответил Вирес, криво усмехнувшись. — Это не болезнь, которую можно излечить магией. Жизненная сила наследного принца на исходе. Отсюда и его настроение, Миранис устал, потому и не хочет жить… Я позову высших магов, которые поделятся своими силами с наследником, но… это временная мера. Миранис подобен воронке. Проглатывает все и передает дальше…
— Куда?
— Хороший вопрос, Арман, — ответил Вирес. — У наследника от рождения защита на высшем уровне, это знаем я и ты. И влиять на него могут лишь носители двенадцати… мы, телохранители наследника и его отца. Но никто из действующих телохранителей не стал бы тянуть силы из принца, мы слишком сильно окутаны узами богов, чтобы даже об этом подумать. Однако есть кто-то, кто нарушает все законы, рвет все связи и действует не так, как полагается действовать одному из носителей двенадцати… и ты знаешь, кто.
— Знаю, — выдохнул Арман.
— Ты его сам отпустил, не так ли? Исправляй свою ошибку, Арман. Доверять носителю Аши — это ошибка.
— Я найду его. И убью.
— Не так, — поправил Вирес. — Ты найдешь его и позовешь телохранителей Мираниса или меня. И мы будем решать, кому жить, а кому умереть. Я даю тебе разрешение послать нам зов в любое время дня и ночи. И помни, ты старшой столичного дозора, но даже тебе не справиться в одиночку с высшим магом, никому из твоего отряда не справиться. И не смей с ним больше разговаривать. Слова это его оружие. Даже тебя, ледяной клинок повелителя, он сумел обвести вокруг пальца.
Арман стиснул зубы, стараясь не выдать гнева. Не на Виреса он злился. На себя. На свою глупость. Поднявшись, он поклонился телохранителю и молча вышел. Хватит ждать и ничего не делать. Пора действовать.
Что бы ни говорил Вирес, а Рэми умрет. Армана никто безнаказанно обманывать не будет. Точка.
Лучше не бояться, лежа на соломе, чем быть в тревоге на золотом ложе.
Эпикур
Этот клочок бумаги был ей дороже всего на свете. Всего несколько слов, которые давали силы жить дальше. Всего лишь пара строк, выведенных родным почерком, дающие надежду: «Дождись. Зима не успеет закончиться, как мы снова будем вместе». Никогда раньше она так не торопила время. Никогда так не ждала весны, с ее ручьями, запахом теплой земли, аурой пробуждения. Дайте боги… и тогда они будут вместе.
* * *
Жизнь в столице оказалась шумной и суетливой. Все куда-то спешили, бежали, а Рэми будто не мог догнать стремительность огромного города. Еще пару седмиц назад он наслаждался ленивой негой леса, а теперь… Много людей, много хлопот, со всеми и не управишься.
И плещется в душе море магии, перехлестывает через берега, стремится вырваться наружу. А выпускать нельзя.
И тянет закрыться в маленьком домике ото всех и вся, только бы не мешали… восстановить лад с самим собой. Привыкнуть. И к вдруг пробудившемуся дару, и к мучившему по ночами зову. Ну почему Мир не мог оставить в покое? Тянул, звал, будто и в самом деле имел на это право. Еще его слова о воле богов, об их узах, о предназначении. Начхать хотел Рэми на это самое предназначение. И на Мира с его горделивым дружком-Арманом. Ранее обходился без него и теперь обойдется!
