Ловушка - [8]

К тому времени, как я выхожу за ней в коридор, она уже в ванной, сидит, склонившись над туалетом.

Чёрт! Вот и утренняя тошнота.

Я тороплюсь к ней.

— Эй, ты в порядке?

Её выворачивает наизнанку. Конечно, она не в порядке, придурок.

Я официально бесполезен, как тренировочные колёса на Харлее. Но что парням делать в таких ситуациях, кроме как стоять на месте с таким видом, будто мы не отличаем задницу от локтя?

Закончив, Пейдж остаётся в полусогнутом положении с прикрытым завесой волос лицом. Когда она, наконец, отвечает, её взгляд не обращён ко мне.

— Пожалуйста, уходи. Я не хочу, чтобы ты видел меня такой.

— Хочешь я принесу тебе крекеров или что-нибудь ещё? — они же успокаивают желудок? Я знаю, что моя сестра буквально жила на них первые месяцы своих беременностей.

С всё ещё опущенной головой, Пейдж отходит к раковине и включает воду.

— Хорошо. Возможно, они помогут.

Она согласилась, но мне кажется, что ей просто хочется, чтобы я ненадолго ушёл. Наверное, никакая девушка не захочет, чтобы парень видел её такой. Когда я смотрю на неё напоследок, она выдавливает пасту на зубную щётку.

Вокруг тишина, когда я спускаюсь вниз и иду на кухню. Мне довелось состряпать здесь немало сэндвичей за прошедшие годы, так что я знаю, где то, что мне нужно. Я беру тарелку из шкафа над микроволновкой и нахожу коробку с крекерами в маленькой кладовке.

— Всё нашёл, милый?

Я дёргаю головой достаточно сильно, чтобы почувствовать боль. Миссис Николс стоит у входа, наблюдая за мной — на её лице ни капли подозрения. Тогда почему у меня ощущение, будто меня поймали на взломе с проникновением?

— Да… эм… да, всё хорошо, — поднимаю открытые крекеры. — Вы были правы, Пейдж плохо себя чувствует. Я подумал принести ей что-нибудь перекусить.

Неубедительно, неубедительно, неубедительно, неубедительно. Она увидит насквозь за этой уловкой с крекерами попытку успокоить желудок её беременной дочери.

Миссис Николс громко вздыхает, сочувственно сведя брови.

— Бедняжка. Эти спазмы всегда были кошмарными. Уже по одной этой причине, я не хотела, чтобы она прекращала пить таблетки.

Второй раз за последние дни всё останавливается. Моё дыхание. Моё сердце. И я почти уверен, что на пару секунд, потребовавшихся на то, чтобы уловить её слова и понять их смысл, время тоже останавливается.

Мать Пейдж сдавленно смеётся, заметив выражение моего лица.

— О дорогой, разве ты не в курсе, что я знаю о том, что моя дочь принимает противозачаточные? Или тебя смущают мои разговоры о менструальном цикле? — спрашивает она, раздвинув уголки губ в улыбке.

Я прочищаю горло.

— Эм, нет. — Всё в миллиард раз хуже.

— Хорошо. Просто трудно наблюдать за её ежемесячными страданиями, особенно если она может их не испытывать. — Она подчёркнуто смотрит на крекеры в моей руке. — Раньше я давала их ей, когда нужно было успокоить желудок.

Я всё ещё заперт в каком-то странном тумане неверия, когда она говорит:

— Позови, если вдруг вам что-нибудь понадобится. — Она поворачивается, чтобы уйти, но замирает и стреляет в меня взглядом. — Ох, и можешь ещё взять с собой клубничное варенье. Она любит их с ним, — на этой ноте она исчезает в коридоре.

У меня уходит, по крайней мере, ещё минута на то, чтобы собраться и урезонить эмоции, взбунтовавшиеся внутри. Я чертовски спокоен, когда бросаю крекеры на тарелку и поднимаюсь обратно в её комнату.

Пейдж пока не знает, но всё только что изменилось.

Глава пятая

Пейдж

В тот миг, как Митч возвращается обратно, у меня нет ощущения, будто что-то случилось, я это знаю наверняка. Когда он подходит к кровати и протягивает мне тарелку с крекерами, с его лица начисто стёрты все эмоции. Порыв ледяного воздуха сопутствует его возвращению, прильнув к нему как вторая кожа.

Сама не своя от нервов, я неторопливо принимаю тарелку и наблюдаю за ним с нарастающим опасением. Вместо того, чтобы вернуться на кровать, он, мимолётно бросив на меня взгляд, занимает место перед окном. Прячет руки в передние карманы джинсов и всматривается через вертикальные жалюзи на задний двор. Там не на что смотреть, если не считать площадку, бетонный дворик и небольшой газон, который на прошлой неделе упорно косил друг моей мамы, Рэнди.

— Что произошло?

Он не отвечает, так и глядя в окно, но явно ничего толком не видя. Челюсть у него крепко сжата, а плечи сведены, как когда он напряжён.

— Митч? — подталкиваю я, тревога возрастает с двойной скоростью.

— Ты ещё принимаешь противозачаточные?

Сердце подскакивает от этого вопроса. Желудок ухает от холода его ничего не выражающего тона.

Он знает.

У меня уходит несколько секунд на то, чтобы унять нервозность и ответить.

— Уже нет. — Мой голос так слаб, что почти неслышен. Я точно знаю, к чему всё идёт, и от этого страх сдавливает горло. Тот страх, из-за которого так трудно дышать и так легко заработать гипервентиляцию.

Вздёрнув бровь, он склоняет ко мне голову.

— Играем в игры? Хорошо, я в деле. Ты принимала таблетки, когда мы занимались сексом в последний раз? — интересуется он с преувеличенным терпением. Но этому терпению противоречит взбухшая вена, выступившая на его шее.

Даже будь у меня час на подготовку к этому вопросу, не знаю, смогла бы я ответить. Только не ему в глаза. Но, уверена, вина, ясная как день, уже написана на моём лице.