– Да, он якобы хотел проверить, как идут дела…
– Представляю его бешенство, когда я вылетел из кабинета, оттолкнув вас обоих! Вертретер выстрелил в меня, но промахнулся. Меж тем, прикончи он меня у вас на глазах – и это блестяще завершило бы всю операцию. И у вас никогда не возникло бы даже тени сомнения!
– А я-то, напротив, думал, что Вертретер нарочно промазал…
– Однако недостаток меткости обернулся для него потерей свободы и состояния…
В то же воскресенье, вечером, подписав показания, Сенталло собирался уходить из управления на Обергрундштрассе. Комиссар Лютхольд решил его проводить.
– Господин Сенталло, благодаря вам прояснилась весьма неблаговидная история. Кроме того, вы помогли найти деньги и, следовательно, получите премию братьев Линденманн. Более того, я полагаю, эти господа сочтут своим долгом как-то компенсировать все причиненные вам страдания и исправить несправедливость, жертвой которой вы стали. Если понадобится, я сам за этим пригляжу. Вы можете начать жизнь сначала, Сенталло, и я желаю вам удачи, ибо вы ее заслужили.
Четыре часа спустя после этого разговора Людовик, сидя на лавочке на набережной Швейцерхоф, созерцал воды озера. Казалось, у его ног дремлет могучий зверь, и его дыхание тихонько шевелит листву. Значит, на деньги Линденманнов Сенталло сможет все начать сначала? Но разве это возможно, если таскаешь за спиной призраки Дженни, Эдит и маленького Курта? Мир слишком отвратителен, слишком зол, чтобы хотелось начинать все заново. Деньги не интересуют наивных и искренних, тех, кто способен поверить в существование Дженни, в нежность такой женщины, как Эдит, в то, что чужой малыш станет его сыном…
И этот дурень Людовик, сунув руки в карманы, повернулся спиной к Люцерну, где его ждало богатство, и пошел навстречу новой заре.
