Ловушка для потерянной души - [40]

Она приходит каждый вечер. Хочу ответить, успокоить, поделиться своими мыслями и воспоминаниями, но не получается. Слабость накатывает волнами, сил хватает только на то, чтобы дышать. Поэтому молча слушаю. Она касается пальцами стены прямо напротив моего лица, поддавшись эмоциям, протягиваю свою руку, прислоняю к железной клетке, пытаюсь почувствовать тепло ее ладони. В глазах темнеет, медленно скользят пальцы по решетке. Снова темнота, куда не долетает ее тихий голос.

Яркие огни пролетающих мимо повозок, нестройный голос толпы, музыка, что теряется в общей какофонии звуков. Кругом слова. Такие знакомые, но забытые, надписи на непонятном, но родном языке. Кто-то рядом, держит мою руку, но не могу разглядеть лица. Его пальцы сжимаются все сильнее, причиняют боль. Пытаюсь вырваться, но он держит все крепче, не хочет отпускать, притягивает к себе. Перестаю сопротивляться, щурюсь от яркого света, пытаюсь рассмотреть его лицо. Но оно будто размыто, окутано дымкой осеннего тумана, что плотной пеленой застилает глаза.

— Кто ты? — спрашиваю, но голоса нет, словно пропал, растворился в оглушающем реве странного мира.

Сильный рывок и я уже совсем близко к чужому лицу. Касается кожи липкий туман его маски, расползается, тянет свои расплывчатые грани ко мне, опутывает.

Напротив — не лицо, а маска. Такие знакомые пустые, почти прозрачные глаза, острый длинный нос и тонкая линия губ, искривленная страшной хищной улыбкой. Он впивается в меня взглядом, затягивает в пустоту.

Шум незнакомого мира дрогнул, поплыли яркие огни. Все громче странный звук, будто треск дерева, совсем рядом. А я падаю в пустоту, из последних сил цепляюсь за пропадающий шум.

— Ты еще жив? — голос глухой, словно сквозь туман. И снова непонятный скрежет.

Пропали огни, затих грохот горящих повозок, лишь скрежет, совсем близко, у самого уха и темнота. Она повсюду. Не такая пустая, как там. Живая темнота обычной ночи, где слышатся далекие звуки леса, голоса людей и шум деревьев.

— Тебя не кормят, я принесла немного. Повозку мне не открыть, но тут пол прогнил немного, ты ведь не откусишь мне руку, правда? — слова больше похожи на бормотание. Она снова пришла. До носа долетел приятный запах еды, так похожий на кашу Хорха. Девушка усиленно ковыряла одну из досок, издавая тот неприятный скрежет.

Медленно поворачиваюсь, смотрю, как опадает мелкими влажными щепками угол. Уже видна подмерзшая трава и в лицо дует ветер. Вдыхаю его, голова кружиться от свежести.

Дыра все больше, уже можно руку просунуть, коснуться земли.

— Тут совсем немного. Я себя не очень хорошо чувствую, еда в горле застревает. — Тонкая рука подрагивает, протискивается сквозь острые края обломанного дерева. На грязный пол опускается небольшая кружка до половины заполненная серой массой. — Ешь. Больше ничего нет.

Руки трясутся, то и дело норовят упасть на пол, не слушаются. Пару раз промахиваюсь мимо, задеваю пальцами посудину, опрокидываю. Исходящая паром каша растекается по полу, заползает в щели, просачивается, капает на мерзлую землю. Хватаю ее ладонями, заталкиваю в рот, стараюсь спасти то, что еще осталось. Горячая масса течет по губам и подбородку. Торопливо заглатываю, давлюсь. По телу расходится волнами приятное тепло. Возвращается чувствительность к пальцам. Сердце в груди застучало чуть увереннее. Впервые за последние недели удалось сделать вдох полной грудью. Даже холод от земли сквозь тонкий пол больше не казался обжигающим.

— Постараюсь завтра принести еще, — тихий шепот и удаляющиеся шаги. Хочу сказать спасибо, но слышу лишь приглушенный хрип. Еще не время. Надо беречь те крохи тепла, которые остались в теле.

Салих. Торговец мыслями.

Свободный человек, не имеющий ранга.

Чужие тайны, как запертый сундук, что только вытащили из земли. Смотришь на потемневшие от времени стенки, отряхиваешь бережно и гадаешь. Что может оказаться внутри? Возможно, несметные сокровища, которые ослепят блеском потускневшего золота. А может и просто куча ненужного хлама, что превратилась в горсть серой пыли времени. Стоило ли его выкапывать, тратить столько сил? Узнаешь, только приоткрыв крышку.

И вот теперь я не знаю, что делать дальше. Как крестьянин, который вытащил из сундука волшебный меч. Любуюсь на него, кручу и так и эдак. И землю им не вспашешь — сломается. А выкинуть нельзя. Он прилип к рукам, врос в кожу намертво и не отпускает.

Чем страшнее человек, тем опаснее зарытый сундук с его тайнами. Двое, что с таким трудом пришлось вытаскивать из тюрьмы. Молодой парень с чертами потомственного аристократа умер. Глубокая рана на плече загноилась, расползлась зараза по всему телу. Умер, так и не сказав ни слова, почти сразу, как его дотащили до моей повозки. Ниточка оборвалась, не дав завязать узелок.

Теперь я вынужден прятаться, сидеть в лесу, бояться, вздрагивать от каждого шороха, каждой тени. Миссар ничего не забывает. Не оставляет следов. И скоро придет за мной. Остался лишь один шанс на жизнь. Тот, второй пленник. Его лицо до сих пор не дает спокойно спать по ночам. Лысая голоса с едва заметной ниткой губ, хищным носом и серой, почти прозрачной кожей. Будто оживший кошмар, сотканный из серой пыли земель изгоев. Доводилось бывать там. Страшное место.