— Он не инженер, он врач, очень известный педиатр. Он молод, но прежде всего свободен, и надо заметить, что мне это нравится.
— Ну, так и выходи за него замуж!
— Я подумаю об этом.
Он откинул голову назад, на спинку дивана и закрыл глаза. Бокал он поставил на колени.
— Фактически ты уже готова это сделать!
— И даже более того, я готова просить вас обоих быть моими свидетелями. Из-за Мелфи ты не сможешь отказаться, а я буду вас постоянно приглашать, чтобы вы, как мои добрые друзья, порадовались моему счастью.
— Дрянь!
— К тому же я не смогу тебе дать и внутреннего покоя, на это можешь не рассчитывать. Ты станешь бессильным свидетелем если и не моего счастья, то во всяком случае супружеской жизни. Впрочем, Ален симпатичный парень, так что первоначальное сожаление может вскоре уступить место удовлетворению.
— Ты как раз тот человек, которого я мог бы убить!
— Глупая мысль, дорогой. Если ты убьешь меня, то получишь лишь неприятности и никакой выгоды. Преступление по страсти является на суде надежнейшей защитой. При любой другой побудительной причине следует действовать с умом и осмотрительностью — два несопоставимых козыря в столь деликатном деле. Я, например, если захочу убрать кого-нибудь с дороги, не воспользуюсь ни револьвером, ни ядом, ибо следствие автоматически начинает рассматривать оба этих средства, и полиция тотчас начинает подозревать преступление. А стоит им уцепиться за эту мысль, и от них уже не отвяжешься. С самого начала я бы отправила их по другому, менее подозрительному пути. Внезапная смерть может рассматриваться как несчастный случай.
— И какой вид «несчастного случая», по твоему мнению, может рассеять их сомнения?
— Ах, не знаю. Это зависит от того, какая возможность предоставится.
— С удовлетворением могу констатировать, что твои планы являются лишь вымыслом.
— Не думай так, Фрэнк. Я ненавижу людей, которые разглагольствуют лишь из чувства противоречия. Я знаю, что говорю, и всегда пытаюсь найти самое оптимальное решение.
— Например, убийство!
— Мелфи может завтра умереть от пищевого отравления, падения с лошади, погибнуть при автомобильной аварии. И нам не останется ничего другого, как определить время этого возможного события.
— С одним-единственным нюансом. Возможно, что однажды она умрет в своей постели от старческой слабости.
— Мы все смертны, мой дорогой, все! Поэтому о преступлении здесь и не может идти речи. Естественно, если кто-то пытается нарушить действующий закон, то он должен нести за это ответственность. Он хочет обмануть судьбу и взять бразды правления в свои руки. Но здесь мы только определяем дату. Последуем социологическому закону: меньшинство приносится в жертву на благо большинству.
— Да о чем ты говоришь?
— Когда мы уничтожаем одну человеческую жизнь, то даем возможность двум остальным стать счастливыми. Это и есть социологический закон. На нашем уровне это убийство, на национальном это называется политикой.
Несмотря на всю серьезность разговора, Фрэнк рассмеялся. Тесс это привело в бешенство.
— Почему ты смеешься надо мной?
— Я не смеюсь над тобой, просто о каждом моральном понятии ты высказываешься столь дерзко, что кажется, будто ты действительно веришь в это.
— Просто я выступаю против царящих предрассудков, и ты знаешь это. Мы оба могли бы быть так счастливы вместе, если бы своей судьбой распоряжались сами. Не надо страдать... и все-таки смерть неизбежна. Если мы вместо Мелфи возьмем на себя ответственность за принятие решения, то можно выбрать средство, может быть, и не очень приятное, но, во всяком случае, безболезненное. В известной степени я расположена к ней, и мне бы не хотелось ни видеть ее несчастной, ни причинять ей страдания. Мы и сами не знаем, каков будет наш конец. Может быть, от болезни на пороге старости в какой-нибудь клинике...
При этих словах выражение лица ее омрачилось.
— Мне бы не хотелось, чтобы ты умер раньше меня, Фрэнк, нет, ни в коем случае! Должно быть, это страшно — потерять мужа, которого любишь.
— Может, ты прекратишь рассуждать об очередности наших смертей?
— Ты прав, любимый, я хочу жить с тобой, мы должны быть всегда молодыми, а будущее сулит столько дней и ночей, что мы можем расточать их, не считая...
— И я хочу быть с тобой.
— Навсегда?
— Навсегда!
— Итак, что же нам делать, Фрэнк?
— Замолчи! Лучше иди сюда и поцелуй меня!
Медленно, не спуская с него глаз, она поднялась и скользнула к нему в руки. Глубокая тишина воцарилась в салоне, и лишь издалека доносился рев волн, разбивающихся о сходни.
«...Мне бы не хотелось, чтобы ты умер раньше меня, Фрэнк, нет, ни в коем случае! Должно быть, это страшно — потерять мужа, которого любишь».
«Может, ты прекратишь рассуждать об очередности наших смертей?»
«Ты прав, любимый, я хочу жить с тобой, мы должны быть всегда молодыми, а будущее сулит столько дней и ночей, что мы можем расточать их, не считая...»
«И я хочу быть с тобой».
«Навсегда?»
«Навсегда!»
«Итак, что же нам делать, Фрэнк?»
«Замолчи! Лучше иди сюда и поцелуй меня!»
Мелфи выключила магнитофон. Она уже в третий раз прокручивала его.
На смену первоначальной растерянности пришел панический страх. Сейчас она пыталась обдумать все спокойно. Прикурила новую сигарету. Пепельница на столе уже была полна выкуренными до половины сигаретами. В широко распахнутое большое окно она видела Фрэнка в гоночной лодке, он усаживал Тесс позади себя.
