Ловушка для красоток - [16]

— Дядя Наппи! — позвала Ева с порога парикмахерской.

— Ева, детка!

Наполеоне Петроанджели, любимый Евин дядя, был старейшиной клана Петроанджели. Сейчас он возвышался над клиентом, занеся над ним ножницы.

— Это дочка моего племянника, — объявил он, делая ножницами широкий жест. — Она у нас будет манекенщицей. Ну, Ева, когда же старый дядя Наппи получит твою фотографию?

— Как только будет готов мой композит, дядя Наппи, — Ева поймала в зеркале взгляд старика и улыбнулась ему. Ни у кого на свете не было таких добрых карих глаз! Дядю Наппи все любили, а он вечно перешучивался с клиентами или мурлыкал народную итальянскую молитву: «Господи, ты заставляешь даже тыкву цвести, сделай наших девушек красивее, чем есть!»

— Большой успех ждет маленькую Еву! — объявил дядя Наппи. Обслужив клиента, он потянул Еву в уголок и что-то сунул ей в ладошку.

— Бери, пригодится! — шепнул он.

Ева так и разинула рот, когда обнаружила в руке скомканную десятку.

— Но, дядя Наппи…

— Маме и папе ничего не рассказывай, они могут неправильно понять! Но нам-то с тобой известно, что ты будешь знаменитой манекенщицей, а пока что — на мелкие расходы…

— Дядя Наппи, я…

— Тихо! — распорядился дядя Наппи.

Ева знала, как тяжко достаются деньги членам ее семьи, и не хотела ничего ни у кого брать. Дядя Наппи понял ее.

— Заработаешь первые большие деньги — вернешь! — предложил он, похлопав ее по руке. — Тебя ждет огромный успех, Ева! У тебя есть все, что для этого требуется.

Из дневника Кэрри

28 июня. Обстановка вчера была бесцветная, люди — безликие. Все считали, что это большое дело — приглашение Эдмунда Астора, одного из главных нью-йоркских распутников, на прогулочный корабль, но прогулка оказалась скучнейшей из всех затей, в которые меня втягивал Джефри. Я умирала с тоски, не понимая, зачем я согласилась явиться, когда вдруг появился он. Мел Шеперд.

Дальше все было предельно просто: с первого взгляда я поняла, что передо мной мужчина, в которого я могу влюбиться. И поняла, зачем я на корабле.

Что привлекло меня в нем? Впечатление необычности и донкихотства? Попробую описать его.

Темно-русые волосы, довольно длинные и чуть волнистые, сардонические складки у рта, но главное — ощущение полнейшей сосредоточенности на всем, что он делает или говорит. Наблюдая его манеру общения с людьми, я живо представила себе, как это будет, если в фокусе его внимания окажусь я. Его руки спокойны, но полны внутренней жизни, напряженности и силы. Я смотрела на эти руки и отчаянно желала почувствовать их объятия. В нем есть искрометность и даже лихость, но в сочетании с мягкостью и силой. Есть что-то в пластике его мускулистого тела, и даже в том, как он носит одежду, убеждающее в его способности заставить меня чувствовать. За ним я последовала бы на край света и обратно! Сейчас, когда я записываю свои впечатления, только сейчас я осознаю, в чем тут дело: он же похож на отца! Теперь все ясно.

Нас познакомили, и я узнала, что он кинопродюсер.

— Вы давно знакомы с Эдмундом? — спросил он меня.

— Я его впервые вижу. А вы?

— Я? — он отмахнулся. — У нас есть общие друзья.

Он приехал вместе с главой крупнейшей голливудской студии Р. Т. Шеффилдом. После прогулки мы с Долорес обедали с ними в «Кот Баск», а потом еще танцевали в «Эль-Марокко».

Обед я почти не запомнила — ни о чем шел разговор, ни что мы ели, настолько я была поглощена присутствием Мела. А в «Эль-Марокко» кто только ни подходил к нашему столику! Долорес была в своей стихии, лезла из кожи вон, зачаровывая старого, лысого Р. Т.

В танце Мел прижимал меня к себе, и наши тела гармонично покачивались в такт томной, чувственной музыке. Мел говорил, что «Эль-Марокко» — одно из немногих мест, где еще можно потанцевать. Мы будто плыли сквозь туман, упоительный туман, а музыка звала нас слиться друг с другом — да были ли нужны нам призывы?

Мел вдруг отвел меня на расстояние вытянутой руки:

— Ты так прекрасна, что не можешь быть настоящей! Но вот поразительно — все в тебе самое настоящее! Тебя надо рассматривать на расстоянии, чтобы оценить эту неслыханную красоту.

Он снова прижал меня к себе, легко поцеловал в висок, и я почувствовала его дыхание. Как же я была счастлива, прижимаясь к его широкой груди!

— Я все бы отдал, чтобы иметь возможность не лететь завтра на побережье! — сказал Мел. — В один вечер ты стала самым дорогим для меня существом!

С тех пор как умер отец, ничто не трогало меня сильней, чем эти слова!

А утром меня разбудил его звонок. Он сказал, что у него в городе дела, мы могли бы встретиться за ленчем в районе Йорк-вилля, но только если это не слишком расстроит мои планы. Я отменила две деловые встречи ради того, чтобы повидаться с ним. Не сошла ли я с ума? Или я влюблена? Я начинаю ликовать от одного только звука его голоса!

На ленч я, конечно же, явилась раньше времени и страшно боялась, что он не придет. Но он пришел, опоздав всего на несколько минут.

Мы заказали сосиски с кислой капустой, картофельные оладьи, мы объедались, смеялись и болтали.

— Кажется, я хорошо на тебя действую, — сказал он. — Сегодня ты еще красивей, чем вчера вечером.