Ловец птичьих голосов - [23]

— Почему ты словно напуганный? — спрашивает Гордея.

— Как это так?

— Девчат обходишь десятой дорогой…

— А что мне с ними делать?

— Парень вроде бы и видный…

Гордей не стерпел подтрунивания, грубовато прижал к себе. А она шею руками оплела:

— Приходи вечером к Казацкому ключу!

Он мгновенно отпустил ее. Вот так пошутишь с этими девчатами…

Приехал домой и сразу же отправился в Пещаннцу. Пошел прямо к Евиному дому. Постучал, сказал матери, чтобы вышла Ева.

Она шагнула на порог в скромном домашнем платьице, непокорная каштановая прядь волос упала на щеку… Стояла нерешительно, всматриваясь в темноту. Узнала и молча прильнула к нему. Он гладил ее по голове, вдыхал знакомый запах ромашки. Потом отступил на шаг, словно хотел разглядеть, изменилась ли ее осанка.

— Не смотри так. Я ошиблась…

Гремела музыка, бояре и дружки пели свадебные песни, в горницу вносили каравай. На почетном месте, гордый и счастливый, сидел Володька Садовый возле своей белобрысой жены.

— И когда он успел? — удивлялся Гордей. — Горько! — неожиданно для себя крикнул.

Володя укоризненно взглянул на него и смущенно поднялся, подал руку супруге, наклоняясь к ее лицу.

— Интересно, избавится ли он от своей неловкости хотя бы к нашей свадьбе? — шепнул Еве на ухо Гордей.

Ошибиться адресом

Спать совсем не хотелось. Пассажиры нашего купе за эти несколько суток совместного путешествия произвели взаимный обмен всей наличной литературой, перечитали журналы и газеты, которыми их любезно снабдила проводница, рассказывали анекдоты, закусывали и… зевали, наблюдая за мелькающими пейзажами. До вечера было далеко, как пешком до Китая.

Некоторое оживление в дремотную атмосферу внесла пожилая женщина, которая села на одной из небольших степных станций. Время от времени вздыхая и бормоча что-то под нос, она распихала свой багаж на верхние полки. Управившись с этим, еще раз вздохнула — уже с ноткой облегчения — и в сердцах выдохнула:

— А леший бы ее взял!

— Кого? — сочувственно поинтересовался кто-то из нашей компании.

Женщина помолчала, словно не расслышала, а потом внезапно вспыхнула, как кострица:

— Кого же, как не ту почту, век бы с ней не знаться! Хотя что я говорю — если бы не она, то мне волком вой. Сын далеко, в гости часто не наездится, так хоть, слава богу, письма шлет. Я на нее и не в обиде была. Наоборот — почтальоны для меня самые родные люди. А тут — подвела меня почта. Ну подумайте сами, люди добрые, — сын дает телеграмму, что женится, чтобы приезжала. А мне аж через три дня ее принесли. Пока собралась, туда-сюда — смотрю, приеду под самый занавес.

— Это ничего, тетенька, как раз успеете на крестины.

— Конечно, лоботрясы могут и до свадьбы крестины устроить. Мой сын не такой. Он парень добрый, рассудительный, не хулиган.

— Разве только от хулиганов приносят в подоле?

— A-а, с тобой, видать, поговоришь, как с той зеленой в болоте…

— Это, наверное, вам перед праздником сын телеграмму давал, — отозвался юноша лет двадцати шести, который почти всю дорогу молчал, уткнувшись в книжку.

— Отправлял перед праздником… А что?

— В такие дни почта всегда перегружена. Об этом даже предупреждают, объявления вывешивают: поздравляйте родных и знакомых заранее. В предпраздничные дни на почте работы много. Нужно было сыну вашему «молнию» ударить…

— Да я в этом не разбираюсь…

— Правда, может, сын все правильно сделал, — продолжал парень. — Но ведь столько телеграмм, писем ежедневно идет во все концы, что иногда может получиться недоразумение. Вот так и со мной случилось, — сказал и сразу замолчал.

Борис, кучерявый, чернявый, как цыган, свесил голову со второй полки и засмеялся:

— Нет, ты давай трави дальше. Выдавил слово за три дня и испугался?

— А что говорить?

— Ну, что с тобой натворили почтальоны?

— Ничего интересного…

— А если неинтересно, то немного приври…

— Врать нечего… А рассказать можно. Собственно, ничего удивительного в том, что случилось, нет. Дело в том, что фамилия моя неоригинальна — Гнатенко. А у нас ее полсела носит. Да и имя нередкостное — Петром зовут. Таких Петро Гнатенко в селе наберется с полдесятка.

— А отчество?

— Здесь тоже сложности. Вот, скажем, пишут мне письмо — Гнатенко Петру Кирилловичу. Чтобы покороче было, напишут на конверте «Гнатенко П. К.». А у нас этих «П. К.» — и Павлы Кондратьевичи, и Петр Кузьмич есть, и Панас Константинович… И все Гнатенко. Вот и бывает, что придет письмо и только через неделю попадет в твои руки — пока не обойдет всех тезок. И наоборот — тебе придет почта, а видишь — не твоя. Для ясности кое-кто из наших просит надписывать в скобках на конверте специальность или еще что-нибудь.

— А не проще ли нумеровать дома?

— Теперь за это взялись, официально называют улицы, и не будет путаницы. Но ведь раньше ничего этого не было…

Надо сказать, что после школы я поехал на целину, получил там специальность электрика и работал на хлебоприемном пункте, пока мать не написала, что плохо у нее со здоровьем, просила приехать — самой трудно… Я вернулся и начал работать электриком в колхозе.

Все идет как следует, я доволен работой, отношение ко мне нормальное. Жизнь — как жизнь… А через месяц после приезда получаю письмо. Почерк вроде бы и знакомый, и незнакомый, подписано — Галина Ярославцева. Пишет: хоть бы разочек черкнул о житье-бытье, а то уехал — и ни слуху, ни духу. О себе сообщает, что у нее особых новостей нет, а ребята, с которыми я дружил, переехали в Омск. И добавляет, что адрес мой взяла у них.