Лотос-блюз - [35]

К сожалению, женщина оказалась отнюдь не новой клиенткой.

Она протянула руку, я пожал ее.

— Дженни Вудс, — сказала она. — Я дружила с Сарой Телль в Хьюстоне и на днях позвонила Эйвор по поводу кой-каких вещей, которые переправила сюда перед процессом. Как я поняла, вы возобновили расследование?

Существуют сотни способов спровадить человека, но я владею только двумя. Приятным и неприятным. Все прочие в промежутке и сверх того — к примеру, любезный, дипломатичный или насильственный — не моя стихия.

С Дженни я первым делом опробовал приятный.

Не приглашая ее в кабинет, прямо здесь, в холле, сказал:

— Нет, я не стал возобновлять дело Сары Телль. Возможно, у Эйвор есть причины так думать, но при ближайшем рассмотрении я пришел к выводу, что необходимости в этом нет.

Дженни отвела волосы от лица, заложила их за уши. Выглядела она совсем не так, как я себе представлял. Я видел фотографии Сары и думал, что Дженни похожа на нее. Судя по снимкам, Сара практически всегда носила джинсы, клетчатые рубашки и кеды. За исключением зала суда, когда решался вопрос о ее заключении под стражу. Там она была в жакете и юбке.

Если Сара вечно ходила в просторных рубашках и джинсах, то Дженни была из тех, кто носит строгие юбки до колен и нитку жемчуга на шее. Необычно для девушки, которой нет и тридцати.

— Не понимаю, — сказала она. — Так вы работаете по делу Сары или нет?

Что же тут непонятного?

— Нет, — сказал я уже более решительным тоном.

— Но раньше работали?

— Нет. Я рассматривал такую возможность, и только. Больше ничего от меня не требовалось.

Дженни пристально смотрела на меня.

— Можно спросить, как вы сумели так быстро принять решение? Если я правильно поняла Эйвор, всего неделю назад вы заходили к ней домой и тогда только-только приступили к работе.

Я набрал в грудь воздуху, изо всех сил стараясь ничем не выказать досады, которая переполняла меня. К тому же во мне против воли проснулось любопытство. Дженни что же, едва переговорив с Эйвор, бросилась в самолет и махнула из Штатов сюда?

— Я проверил кой-какие обстоятельства, которые полиция, как мне сначала казалось, упустила из виду, — сказал я. — А когда выяснилось, что эти обстоятельства ничего в деле не меняют, я передумал, так как расследовать здесь больше нечего.

Дженни медленно кивнула:

— Пожалуй, теперь я понимаю. Эйвор сказала, у вас железнодорожный билет, который я послала Бобби вместе с дневником. Он тоже относится — как это вы сказали? — к числу обстоятельств, которые вы проверяли?

Судя по ее речи, она выросла в иных условиях, чем Сара и ее брат Бобби.

— Да, — ответил я. — А когда понял, что он ничего не значит, предпочел не тратить силы. — Я демонстративно посмотрел на часы. — К сожалению, ничем не могу вам помочь. Что бы ни обещала Эйвор. Если у вас больше нет ко мне вопросов, то давайте попрощаемся.

Дженни рассмеялась:

— Помогать надо не мне, а Саре.

Снова-здорово. Я тоже чуть не рассмеялся.

— Послушайте. Сара мертва. С моей стороны было глупо ковыряться в этой каше, а еще глупее, что я не сказал об этом сразу, при первой же встрече с Бобби. Если хотите, чтобы Сара нашла успокоение, обратитесь к священнику. Потому что я, увы, вам помочь не могу.

Дженни посерьезнела:

— Скажите мне только, как вы пришли к выводу, что железнодорожный билет ничего не доказывает.

Ну, это пожалуйста. В кратких словах я объяснил ход наших с Люси размышлений.

— Сара находилась в галвестонском отеле в ту ночь, когда произошло первое убийство. Стало быть, невозможно себе представить, что она одновременно сидела в поезде из Хьюстона в Сан-Антонио, — подытожил я.

— А вывод, что Сара находилась той ночью в «Карлтоне», вы делаете на основании рапорта полицейского, который якобы опознал ее, когда занялся хьюстонским расследованием?

— Совершенно верно.

— Но вы же не видели протокола галвестонского допроса?

Я замялся. Не видел, что правда, то правда.

Дженни именно так и истолковала мое молчание. — Вы не видели галвестонского протокола, потому что его не существует, — сказала она.

Я скрестил руки на груди.

— Тогда каким образом полицейский ее опознал?

— Он кадрился к ней совсем в другой раз, в галвестонском пабе, когда она была там с семьей своих хозяев. Сара его отшила. Но он же не мог сказать об этом коллегам, верно?

Сколько мгновений в нашей жизни уходит на то, чтобы принять по-настоящему важные решения? Не особенно много. А главное, мы редко осознаем их важность, обычно осознание приходит задним числом.

— Я не лгу, — сказала Дженни. — Если позволите, с удовольствием докажу.

Я долго молча смотрел на нее.

Она не такая, как Бобби. Не из тех, от кого за километр разит проблемами. Поэтому вызывала куда больше доверия. Но в то же время… я ведь отказался от этого дела. И собираюсь начать сызнова?

Мне вспомнились ящики с материалами. Я еще не успел отвезти их на свалку. Так что далеко идти не придется, если я все же вновь открою свое частное расследование.

Не знаю, что двигало мной — уныние или любопытство.

Но в конце концов я сказал:

— Ладно, я охотно вас выслушаю. Как насчет кофейку?

19

На площади Санкт-Эриксплан есть кафе под названием «Зоко». Первый раз меня привела туда Люси. А теперь я привел Дженни Вудс, хьюстонскую подружку Сары. Когда мы сели за столик у окна, я был настроен несколько скептически. Вдобавок днем кафе заполоняли женщины с детскими колясками. Терпеть не могу этот культ младенцев, который усиленно поощряют в Швеции. Сам я никогда его не приветствовал. Определил Беллу в детский сад, когда ей сравнялось десять месяцев, и насколько могу судить, ей это ничуть не повредило. Да и с какой бы стати? Там она получала все, что нужно, и даже больше.