Лотерея "Справедливость" - [4]
Облако разговаривало с Алексом. Рубашка разговаривала с Алексом. Черные, пропитанные талым снегом деревья разговаривали с Алексом. На языке ветвей и коры.
Ваш лишний вес — моя проблема, говорили ему.
Но у Алекса не было лишнего веса. И волосы у него были короче 70 см. Можно даже линейку не искать.
Объявления плыли и проливались сухим дождем, назойливыми перьями, от которых чихаешь. Проливались яичной скорлупой, резиновыми ломтиками из тапок. Возникали посторонними голосами в телефоне, разбивая тяжелыми мячами твои хрупкие окна, тонкие стекла разговора.
Объявления сыпались манной небесной. Рассыпались по асфальту. Гибли под ногами. Залетали в окна, уши, открытые канализационные люки, в протянутые ладони нищих и распахнутые рты сумасшедших. Круговорот совершался.
Два Марата и странный дедушка
Создатель бомбы кончил пальпировать полки. Выбор был сделан, несколько пыльных бумажных коржей послушно лежало на ладонях. Впитывая тепло ладоней, запах и вкус ладоней. Как когда-то давно — тепло, вкус и запах своих прежних владельцев. Им еще повезло, этим книгам. Их могли вообще отнести в пункт приема макулатуры: собачий ящик для книг.
Медленно плывут они на ладонях Создателя бомбы в сторону Марата, букиниста. Над Маратом висит репродукция знаменитой картины «Смерть Марата». Между Маратом на картине и Маратом под картиной нет никакого сходства. Один мертвый, другой живой, хотя и мерзнет. Один — француз, другой — татарин. Одного женщина только что зарезала, другому, наоборот, чай заварила с кориандром. Наконец, Марат на картине был голым, а живого Марата сейчас никакой живописец не заставил бы раздеться.
Для чего Марат повесил над собой голого и мертвого француза?
— Фрейд, — прочитал Марат на обложке и печально записал в свою тетрадочку.
Посмотрел на покупателя. Кто только не покупает Фрейда. Как правило, по недоразумению.
— Пушкин, — сказал Марат. Замерзшая ручка писала плохо. Больше корябала, зараза, чем писала. Фрейд и Пушкин. Так и запишем. Пушкина обычно для внуков покупают. Дети он него балдеют.
— Де Сад, — сказал Марат и с недоверием посмотрел на покупателя. Нет, кажется, не для внуков. Хотя сейчас такие секс-вундеркинды… Наглотаются рекламы по ящику. Или всякого кино с засосами, каких в природе не бывает.
И тут — бумс — такой дедушка: ай-нанай, детишки, а что вам ваш дедулечка принес? Фрейдика и де Садика. Спасибо тебе, дедушка, спасибо, продвинутый!
— А что вас, собственно, интересует? — спросил Марат, пересчитывая купюры.
— Любовь, — ответил Создатель бомбы, направляясь к выходу. — Для работы.
И вышел из магазина, растаяв в потоках холодного весеннего света.
Марат поскреб зачесавшийся бок под свитером.
Смерть Марата
А Марат на картине все знал. И для чего нужен Фрейд, и что за работа у этого покупателя с выбритыми до небесной синевы щеками.
Боль, ворвавшаяся в тело Марата, сделала его провидцем.
Он видел копошение ста гильотин, целого оркестра гильотин, исполняющих задумчивую революционную мелодию.
Он видел человека с лицом гения и мясника; человек вел французов по Европе, а потом Европа кончилась и началась Россия, а вместе с ней — разные неприятности. Он видел дерево в огне. Он видел железных рыб в небе и двух мохнатых мужчин, чьи бороды все же не длиннее 70 см; они макают их в чернильницы и пишут аршинными буквами: «Ахтунг, ахтунг! Дер Гайст ист бродит по Европе…»
Кровь льется из Марата. Холодеет и отключается революционное тело, комната наполняется будущим. Текут потоки свинца и железа, эритроциты, Скрипки, Скелеты — Первая мировая война. Девушки бредут на высокооплачиваемую работу. Русская няня медленно ест черно-белый хлеб. Внук заходит в спальню к бабушке: «Ma grand-mиre est trиs vielle. Elle ne voit pas sans lunettes»1. Текут потоки железа и свинца, смывают внука, бабушку и девушек с няней, электрические астры из трамвайных проводов — Вторая мировая война. Ташкент. Роддом, везут огромную коляску, наполненную детьми. Рядом с коляской, по бокам, идут двое мужчин в черных плащах. Правый мужчина указывает на одного из младенцев, самого спокойного: «Вот будущий создатель бомбы». «Ты не ошибся?» — переспрашивает второй.
Марат видит еще что-то, но изображение уже некачественное, помехи. Пламя какое-то, пожар. Снова помехи. А где в революционном Париже хорошего телемастера найдешь?
Тело Марата перетекает на картину «Смерть Марата», похорошев, покрывшись античным целлулоидом. Долго висит в Лувре, привлекая мух. Потом, нависевшись, разлетится по миру тысячей маленьких репродукций. И на каждой из них будет умирать по одному маленькому Марату.
Голос Алекса снова затеплился на столе. Встрепенулся компьютер: «Алекс, ты — солнышко». Где-то за пределами офиса испуганно заработала сигнализация на машине: тяв-тяв-тяв… Пу-у, пу-у! Тянется ночь уныло.
«Я прочел объявление о работе в конце того дня. Они искали человека с английским. Английский у меня был. Английский — это все, что у меня оставалось. Еще — этот диктофон. Да. Этот. Вот…»
Пауза, утробные шорохи.
«…хороший диктофон. Иногда… м-м… я записывал себя. Ну, свой голос. Потом слушал… Мне он казался чужим, я не мог понять, почему мой голос получается чужим. Потом… мне сказали, что с другими голосами такое тоже случается. Потому что на пленке — это наш мертвый голос. Как бы. Живой — во рту… в горле; мертвый — на пленке. Поэтому я редко себя записывал — бояться стал. Один раз положил диктофон под кровать, а сверху лег… с одной женщиной — ушла она от меня потом. Не из-за этого. Она вообще не знала, что я ее записывал. Потом… прокрутил запись, а там вообще не ее голос…»
Две обычные женщины Плюша и Натали живут по соседству в обычной типовой пятиэтажке на краю поля, где в конце тридцатых были расстреляны поляки. Среди расстрелянных, как считают, был православный священник Фома Голембовский, поляк, принявший православие, которого собираются канонизировать. Плюша, работая в городском музее репрессий, занимается его рукописями. Эти рукописи, особенно написанное отцом Фомой в начале тридцатых «Детское Евангелие» (в котором действуют только дети), составляют как бы второй «слой» романа. Чего в этом романе больше — фантазии или истории, — каждый решит сам.
Новый роман известного прозаика и поэта Евгения Абдуллаева, пишущего под псевдонимом Сухбат Афлатуни, охватывает огромный период в истории России: от середины 19-го века до наших дней – и рассказывает историю семьи Триярских, родоначальник которой, молодой архитектор прогрессивных взглядов, Николай, был близок к революционному кружку Петрашевского и тайному обществу «волхвов», но подвергся гонениям со стороны правящего императора. Николая сослали в Киргизию, где он по-настоящему столкнулся с «народом», ради которого затевал переворот, но «народа» совсем не знал.
Философская и смешная, грустная и вместе с тем наполняющая душу трепетным предчувствием чуда, повесть-притча ташкентского писателя Сухбата Афлатуни опубликована в журнале «Октябрь» № 9 за 2006 год и поставлена на сцене театра Марка Вайля «Ильхом». В затерянное во времени и пространстве, выжженное солнцем село приходит новый учитель. Его появление нарушает размеренную жизнь людей, и как-то больнее проходят повседневные проверки на человечность. Больше всего здесь чувствуется нехватка воды. Она заменяет деньги в этом богом забытом углу и будто служит нравственным мерилом жителей.
Поэзия Грузии и Армении также самобытна, как характер этих древних народов Кавказа.Мы представляем поэтов разных поколений: Ованеса ГРИГОРЯНА и Геворга ГИЛАНЦА из Армении и Отиа ИОСЕЛИАНИ из Грузии. Каждый из них вышел к читателю со своей темой и своим видением Мира и Человека.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Фрэнклин Шоу попал в автомобильную аварию и очнулся на больничной койке, не в состоянии вспомнить ни пережитую катастрофу, ни людей вокруг себя, ни детали собственной биографии. Но постепенно память возвращается и все, казалось бы, встает на свои места: он работает в семейной юридической компании, вот его жена, братья, коллеги… Но Фрэнка не покидает ощущение: что — то в его жизни пошло не так. Причем еще до происшествия на дороге. Когда память восстанавливается полностью, он оказывается перед выбором — продолжать жить, как живется, или попробовать все изменить.
Эта книга о тех, чью профессию можно отнести к числу древнейших. Хранители огня, воды и священных рощ, дворцовые стражники, часовые и сторожа — все эти фигуры присутствуют на дороге Истории. У охранников всех времен общее одно — они всегда лишь только спутники, их место — быть рядом, их роль — хранить, оберегать и защищать нечто более существенное, значительное и ценное, чем они сами. Охранники не тут и не там… Они между двух миров — между властью и народом, рядом с властью, но только у ее дверей, а дальше путь заказан.
Тайна Пермского треугольника притягивает к себе разных людей: искателей приключений, любителей всего таинственного и непознанного и просто энтузиастов. Два москвича Семён и Алексей едут в аномальную зону, где их ожидают встречи с необычным и интересными людьми. А может быть, им суждено разгадать тайну аномалии. Содержит нецензурную брань.
Шлёпик всегда был верным псом. Когда его товарищ-человек, майор Торкильдсен, умирает, Шлёпик и фру Торкильдсен остаются одни. Шлёпик оплакивает майора, утешаясь горами вкуснятины, а фру Торкильдсен – мегалитрами «драконовой воды». Прежде они относились друг к дружке с сомнением, но теперь быстро находят общий язык. И общую тему. Таковой неожиданно оказывается экспедиция Руаля Амундсена на Южный полюс, во главе которой, разумеется, стояли вовсе не люди, а отважные собаки, люди лишь присвоили себе их победу.
Новелла, написанная Алексеем Сальниковым специально для журнала «Искусство кино». Опубликована в выпуске № 11/12 2018 г.
Саманта – студентка претенциозного Университета Уоррена. Она предпочитает свое темное воображение обществу большинства людей и презирает однокурсниц – богатых и невыносимо кукольных девушек, называющих друг друга Зайками. Все меняется, когда она получает от них приглашение на вечеринку и необъяснимым образом не может отказаться. Саманта все глубже погружается в сладкий и зловещий мир Заек, и вот уже их тайны – ее тайны. «Зайка» – завораживающий и дерзкий роман о неравенстве и одиночестве, дружбе и желании, фантастической и ужасной силе воображения, о самой природе творчества.