Лошадь как лошадь - [8]

Из золота. По ночам

Ты напрасно готовишь прогнившим зубам

Пломбу из ласки звонкой...

Жизнь догнивает, чернея зубами.

Эти черные пятна - то летит воронье.

Знаю: мудрости зуба не вырвать щипцами,

Но так сладко его нытье!..

Май 1918

ПРИНЦИП АРХИТЕКТУРНОГО СОПОДЧИНЕНИЯ

У купца - товаром трещат лобазы,

Лишь скидывай засов, покричи пять минут:

- Алмазы! Лучшие, свежие алмазы!

И покупатели ордой потекут.

Девушка дождется лунного часа.

Выйдет на площадь, где прохожий част,

И груди, как розовые чаши мяса,

Ценителю длительной дрожи продаст.

Священник покажется толстый, хороший,

На груди с большим крестом,

И у прихожан обменяет на гроши

Свое интервью с Христом.

Ну а поэту? Кто купит муки,

Обмотанные марлей чистейших строк?

Он выйдет на площадь, протянет руки

И с голоду подохнет в недолгий срок!

Мое сердце не банк увлечений, ошибки

И буквы восходят мои на крови.

Как на сковородке трепещется рыбка,

Так жарится сердце мое на любви!

Эй, люди! Монахи, купцы и девицы!

Лбом припадаю отошедшему дню,

И сердце не успевает биться,

А пульс слился в одну трескотню.

Но ведь сердце, набухшее болью, дороже,

Пустого сердца продашь едва ль,

И где сыскать таких прохожих,

Которые золотом скупили б печаль?!

И когда ночь сжимаете в постельке тело ближнее,

Иль устаете счастье свое считать,

Я выхожу  площадями рычать:

- Продается сердце неудобное, лишнее!

Эй! Кто хочет пудами тоску покупать?!

Январь 1916

ЭСТРАДНАЯ АРХИТЕКТОНИКА

Мы последние в нашей касте

И жить нам недолгий срок.

Мы коробейники счастья,

Кустари задушевных строк!

Скоро вытекут на смену оравы

Не знающих сгустков в крови,

Машинисты железной славы

И ремесленники любви.

И в жизни оставят место

Свободным от машин и основ:

Семь минут для ласки невесты,

Три секунды в день для стихов.

Со стальными, как рельсы, нервами

(Не в хулу говорю, а в лесть)

От 12 до полчаса первого

Будут молиться и есть!

Торопитесь же девушки, женщины,

Влюбляйтесь в певцов чудес.

Мы пока последние трещины,

Что не залил в мире прогресс!

Мы последние в нашей династии,

Любите в оставшийся срок

Нас - коробейников счастья,

Кустарей задушевных строк!

Сентябрь 1918

ПРИНЦИП ПРИМИТИВНОГО ИМАЖИНИЗМА

Все было нежданно. До бешенства вдруг.

Сквозь сумрак по комнате бережно налитый,

Сказала: - Завтра на юг,

Я уезжаю на юг.

И вот уже вечер громоздящихся мук,

И слезы крупней, чем горошины...

И в вокзал, словно в ящик почтовых разлук,

Еще близкая мне, ты уж брошена!

Отчего же другие, как и я не прохвосты,

Не из глыбы, а тоже из сердца и

Умеют разлучаться с любимыми просто,

Словно будто со слезинкою из глаз?!

Отчего ж мое сердце, как безлюдная хижина?

А лицо, как невыглаженное белье?

Неужели же первым мной с вечностью сближено

Постоянство, Любовь, твое?!

Изрыдаясь в грустях, на хвосте у павлина

Изображаю мечтаний далекий поход,

И хрустально-стеклянное вымя графина

Третью ночь сосу напролет...

И ресницы стучат в тишине, как копыта,

По щекам, зеленеющим скукой, как луг,

И душа выкипает, словно чайник забытый

На  с п и р т о в к е  р о в н ы х  р а з л у к.

ПРИНЦИП РОМАНТИЗМА

А.Мариенгофу

Когда-то, когда я носил короткие панталончики,

Был глупым, как сказка, и читал "Вокруг света",

Я часто задумывался на балкончике

О том, как любят знаменитые поэты.

И потому, что я был маленький чудак,

Мне казалось, что это бывает так:

Прекрасный и стройный, он встречается с нею...

У нее меха и длинный

Трен

И когда они проплывают старинной

Аллеей,

Под юбками прячутся рыбки колен.

И проходят они без путей и дороги,

Завистливо встречные смотрят на них,

Он, конечно, влюбленный и строгий,

Ей читает о ней же взволнованный стих...

Мне мечталось о любви очень нежной и жгучей.

Ведь другой не бывает.  Быть не может.  И нет.

Ведь любовь живет меж цветов и созвучий.

Как же может любить не поэт?

Мне казались смешны и грубы

Поцелуи, что вокруг звучат.

Как же могут сближаться влажные губы,

Говорившие о капусте полчаса назад?

И когда я, воришка, подслушал, как кто-то молился:

"Сохрани меня, боже, от любви поэта!"

Я сначала невероятно удивился,

А потом прорыдал до рассвета.

Это небо закатно не моею ли кровью?

Не моей ли слезой полноводится  Нил,

Оттого, что впервой с настоящей любовью

Я стихам о любви изменил?!

Июль 1918

* * *

Искать губами пепел черный

Ресниц, упавших в заводь щек, -

И думать тяжело, упорно,

. . . . . . . . . . . . . . . .

Рукою жадной гладить груди

И чувствовать уж близкий крик, -

И думать трудно, как о чуде,

О новой рифме в этот миг.

Она уже устала биться,

Она в песках зыбучих снов, -

И вьется в голове, как птица,

Сонет крылами четких строф.

И вот поэтому часто,

   Никого не тревожа,

Потихоньку плачу и молюсь до рассвета:

"Сохрани мою милую,

   Боже,

От любви поэта!"

Сентябрь 1917

* * *

Теперь я понял.  Понял все я.

Ах, уж не мальчик я давно.

Среди исканий, без покоя

Любить поэту не дано!

ОДНОХАРАКТЕРНЫЕ ОБРАЗЫ

Спотыкается фитиль керосиновый

И сугробом навален чад.

Посадить бы весь мир, как сына бы,

На колени свои и качать!

Шар земной на оси, как на палочке

Жарится шашлык.

За окошком намазаны галочьей

Бутерброд куполов и стволы.

Штопором лунного света точно

Откупорены пробки окон и домов.

Облегченно, как весной чахоточной,

Я мокроту сморкаю слов

В платок стихов.

Я ищу в мозговой реторте

Ключ от волчка судьбы,