Лошадь как лошадь - [11]

Легкий ветер цквозь ветви.

Треск вереска, твой верящий голос.

Через вереск неся едкий яд, чад и жуть,

Июньский день ко мне дополз,

Впился мне ... прожалить грудь.

Жир солнца по крышам, как по бутербродам

Жидкое, жаркое масло, тек...

И Москва нам казалась плохим переводом

Каких-то божьих тревожных строк.

И когда приближалась ты сквозными глазами,

И город вопил, отбегая к  кремлю,

И биплан твоих губ над моими губами

Очерчивал, перевернувшись, мертвую петлю, -

Это медное небо было только над нами,

И под ним было только наше - люблю!

Этим небом сдавлены, как тесным воротом,

Мы молчали в удушье,

Все глуше,

Слабей...

Как золотые чрепахи, проползли над городом

Песками дня купола церквей.

И когда эти улицы зноем стихали

И умолкли уйти в тишину и грустить, -

В первый раз я поклялся моими стихами

Себе за тебя отомстить.

Июнь 1918

* * *

С.Есенину

Если город раскаялся в душе,

Если страшно ему, что медь,

Мы ляжем подобно верблюдам в самуме

Верблюжею грыжей реветь.

Кто-то хвастался тихою частью

И вытаскивал за удочку час,

А земля была вся от счастья

И счастье было от нас.

И заря растекала слюни

Над нотами шоссейных колей.

Груди женщин асфальта в июне

Мягчей.

И груди ребят дымились

У проруби этих грудей.

И какая-то страшная милость

Желтым маслом покрыла везде.

Из кафе выгоняли медведя,

За луною носилась толпа,

Вместо Федора звали Федей

И улицы стали пай.

Стали мерить не на сажени,

А на вершки температуру в крови,

По таблице простой умножений

Исчисляли силу любви.

И пока из какого-то чуда

Не восстал завопить мертвец,

Поэты ревели, как словно верблюды

От жестокой грыжи сердец.

Ноябрь 1918

ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО ОБВИНЯЕМОГО

Не потому, что себя разменял я на сто пятачков,

Иль, что вместо души обхожусь одной кашицей рубленной, -

В сотый раз я пишу о цвете зрачков

И о ласках мною возлюбленной.

Воспевая Россию и народ, исхудавший в скелет,

На лысину бы заслужил лавровые веники,

Но разве заниматься  логарифмами бед

Дело такого, как я, священника?

Говорят, что когда-то заезжий фигляр,

Фокусник уличный, в церковь зайдя освященную,

Захотел словами жарче угля

Помолиться, упав перед Мадонною.

Но молитвам не был обучен шутник.

Он знал только фокусы, только арийки,

И перед краюхой иконы поник

И горячо стал кидать свои шарики.

И этим проворством приученных рук,

Которым смешил он в провинции девочек,

Рассказал невозможную тысячу мук,

Истерзавшую сердце у неуча.

Точно так же и я...  Мне до рези в желудке противно

Писать, что кружится земля и поет, как комар.

Нет, уж лучше перед вами шариком сердца наивно

Будет молиться влюбленный фигляр.

Август 1918