Лорд Хорнблауэр - [79]

— Вы уверены, что с вами все в порядке, отец? — спросила Мари, используя доверительную форму обращения, явно принятую между ними.

— Совершенно, милая, — ответил граф таким тоном, как если бы дело происходило в гостиной.

— Если мы бросим здесь эту лошадь, они найдут ее, милорд, — сказал Браун.

Под словом «они» подразумевались, естественно, преследующие их войска.

— Конечно, — согласился Хорнблауэр.

— Я оттащу ее в сторону и пристрелю, милорд.

— У вас не получится оттащить ее далеко, — заметил граф.

— Нескольких ярдов будет достаточно, — ответил Браун, — не будете ли вы любезны подержать этих двух лошадей, сэр?

Им пришлось подождать, пока Браун не оттащил покалеченное животное в сторону. Сквозь мелодичный шум дождя было слышно, как щелкнул, дав осечку, курок, Браун обновил затравку, раздался треск выстрела.

— Благодарю вас, сэр, — услышал Хорнблауэр голос Брауна, когда тот принял поводья лошади из рук графа. Затем Браун обратился к Мари:

— Могу я взять вашу заводную лошадь, мадам?

В этот момент Хорнблауэр принял решение.

— Мы проедем еще немного по берегу, — сказал он, — а потом сможем передохнуть до утра и попробовать перебраться через реку.

Глава 20

Они мало спали в эту ночь — возможно, час или около того, постоянно просыпаясь и ворочаясь. Одежда у всех промокла насквозь, и хотя им и удалось разыскать в темноте покрытый травой участок берега, на котором можно было расположиться, скала находилась прямо под поверхностью и давала о себе знать. Но усталость и недосыпание были таковы, что, забыв про холод и боль в ноющих суставах, они провалились в беспамятство. Не вызывало ни малейшего смущения то, что Хорнблауэр и Мари спали в объятиях друг друга, постелив на землю его мокрый плащ и укрывшись ее плащом сверху. Так было теплее. Возможно, что вот так, обнявшись, они спали бы, даже если между ними ничего не было, к тому же сейчас, в силу усталости, ничего быть и не могло. Огромный прилив любви и нежности, который переживал Хорнблауэр по отношению к Мари, не мог пересилить разбитости его тела. Он слишком устал и замерз, чтобы испытывать страсть вообще. Но Мари лежала рядом, обняв его рукой: она была моложе и не так устала, а может быть, любила сильнее. И были те благословенные полчаса, когда дождь прекратился, и рассвет еще не наступил. Хорнблауэр спокойно спал, положив голову ей на плечо, и принадлежал ей целиком, без остатка. Война была позади, смерть — впереди, и в этот момент ничто не могло встать между ними. Быть может, это были счастливейшие полчаса, которые Хорнблауэр подарил ей.

Хорнблауэр проснулся с первыми лучами рассвета. Над рекой и набухшими полями стелился густой туман, и сквозь него в нескольких ярдах можно было различить фигуру, в которой он с трудом узнал графа, сидящего, завернувшись в плащ. Рядом с ним лежал Браун, сладко посапывая — видимо, они тоже спали в обнимку друг с другом. Хорнблауэру потребовалось несколько секунд, чтобы стряхнуть сон. Первое, что он осознал, был рев несущегося рядом стремительного потока. Он сел, и Мари проснулась. Стоило ему встать, как боль в стертых ногах и измученных суставах остро напомнила о себе. Не обращать внимания на боль было невозможно, поскольку каждый шаг был пыткой, с которой не могли сравниться никакие изобретения средневековья, но он не выдал себя ни единым словом.

Вскоре, оседлав лошадей, пребывавших, по видимости, нисколько не в лучшем состоянии, чем вчера ночью, они отправились в путь. Такая жизнь убивала лошадей. Быстро светало. Хорнблауэр пришел к мнению, что день будет типичным для центральной Франции: ветреный и солнечный одновременно. Можно рассчитывать, что туман рассеется в течение часа, а то и быстрее. Рядом с ними пела и шумела река. Когда пелена тумана истончилась, стала видна ее уходящая вдаль серая, испещренная белыми бурунами, ширь. Невдалеке справа проходила большая дорога на Бриар и Париж, они же ехали по проселочной дороге, шедшей по краю поймы. Рассматривая реку, Хорнблауэр мог прикинуть, что предстоит ему пересечь. Им было известно, что это огромное пространство воды скрывало под собой отмели, занимавшие более половины его ширины. Главное русло с самым сильным течением образовывало фарватер, проходивший когда у одного берега, когда у другого, когда в середине — как хорошо познакомился с этим феноменом Хорнблауэр в то время, когда плыл вниз по реке на маленькой лодке! Если им удастся перебраться через фарватер и перевести вплавь лошадей, преодолеть отмели не составит труда. На броде Мари они полагались на каменистую гряду, пересекающую фарватер на глубине, достаточной для переправы на другою сторону при низкой воде. Поскольку их надежды на брод не оправдались, следует попробовать другие средства. Даже маленькой гребной лодки, какие имелись на прибрежных фермах, будет вполне достаточно. Конечно, намного удобнее было бы воспользоваться бродом Мари, ибо в таком случае преследователи не узнают об их переправе на другой берег, но что-то лучше, чем ничего. За рекой они могут украсть свежих лошадей и оторваться от погони. Когда Хорнблауэр произнес слово «украсть» граф хмыкнул, но в словесную форму свой протест так и не облек.