Лорд Безупречность - [36]

Бенедикт взглянул на спутницу.

– Не верю, что сейчас вы говорите то, что думаете. Слишком холодно и цинично.

– С Оливией нельзя проявлять мягкосердечие. Она непременно использует его в собственных целях. Это ужасный ребенок. Если не признать это, то остается жить в плену заблуждения и безвольно наблюдать, как дочка катится прямиком в ад. Вот потому-то я не позволяю себе нежных чувств и не хочу притворяться, что моя дочь – вполне обычная, такая же, как все остальные юные особы в ее возрасте.

Наступило молчание. Батшеба не спешила его нарушить. Вполне естественно, что в устах матери столь суровые слова звучали странно. Аристократу неведомо, что значит растить трудного ребенка. Мало кто из особ высшего класса имел об этом хотя бы малейшее понятие. За их детьми всегда следил кто-то другой.

Однако миссис Уингейт не высказала горькие мысли вслух. Не хотелось, чтобы этот человек испытывал жалость. Не хотелось, чтобы он испытывал даже симпатию – во всяком случае, сознательно не хотелось. Та Батшеба, которая сохранила способность рассуждать здраво, радовалась вызванной отъездом ссоре. Неприязнь позволит сохранить дистанцию.

Молчание прервал Бенедикт. Впрочем, он не заговорил, а скорее раздраженно зарычал:

– Они уехали в крестьянской повозке. А куда, вы можете предположить?

– Фермер предложил довезти до Брентфорда. Так что скорее всего она направляется в Бристоль.

– Бристоль – странное место для поиска пиратских сокровищ, – заметил виконт.

– Никаких сокровищ не существует, – возразила Батшеба. – Это просто красивая легенда. Да и сам Эдмунд Делюси – вовсе не пират. Я много раз объясняла это Оливии. Оказывается, напрасно старалась.

– А в чем же заключается правда?

– Мой прадед действительно грезил о пиратстве. Однако вскоре разочаровался. Эдмунд был всего лишь денди, если в то время это называлось именно так. Он очень скоро понял, что пираты – просто жестокие, грязные, плохо одетые дикари. Совсем не в стиле Эдмунда. Больше того, из-за собственного невежества они то и дело попадали в разные неприятные истории: их калечили, резали на куски, топили и вешали. Так что Эдмунду куда больше подходила роль контрабандиста. Играть с британскими властями в кошки-мышки оказалось куда как занятно. Особенно его веселили дерзкие походы в устье Северна – туда, где находилось родовое поместье семьи.

– Ах да, – поддержал Ратборн. – Я и забыл. Другие Делюси…

– Хорошие Делюси, – помогла подобрать определение Батшеба.

– Менее экстравагантные, я бы сказал, – уточнил Бенедикт. – Если я правильно помню, семейное гнездо располагается как раз недалеко от Бристоля.

– Каждый из членов нашей семьи прекрасно знает, где находится Трогмортон, равно как и все подробности жизни этого огромного поместья. Однако никто не осмелится приблизиться к его воротам и на пятьдесят миль. И в то же время хвастливые истории об Эдмунде Делюси не стихают. Джек обожал слушать эти сказки – должно быть, потому, что тоже был в некоторой степени бунтарем. А потом и сам начал рассказывать их дочке – еще в то время, когда та была совсем маленькой. Это были любимые истории на ночь. Честно говоря, я надеялась, что когда Оливия вырастет, то поймет, что все эти сокровища – то же самое, что несметные богатства из «Тысячи и одной ночи».

– Но в данных обстоятельствах существование клада вполне вероятно, – задумчиво произнес Бенедикт. – Контрабандист вполне мог сколотить немалое состояние.

– Мог, – согласилась Батшеба. – Но стал бы закапывать?

– Вряд ли, – усомнился Бенедикт.

– Это просто неразумно, – заметила Батшеба. – Эдмунд любил красивую жизнь. Так зачем же прятать состояние, если можно его потратить? Я об этом постоянно твердила. Даже трудно вспомнить, сколько раз мы втроем вели один и тот же разговор; он превратился в своеобразную ежевечернюю игру.

«Мама, как ты думаешь, где Эдмунд Делюси закопал сокровище?» – допытывалась Оливия, когда мы укладывали ее в кроватку. «Такие люди не прячут сокровищ, – отвечала я. – Они тратят его как можно скорее, едва получат. На вино, азартные игры и женщин». Тогда она обращалась к Джеку: «А ты, папа, как думаешь?» «Прямо под носом у собственной семьи, – отвечая он. – Во всяком случае, на его месте я поступил бы именно так. Прокрался бы во мраке ночи и закопал клад прямо у подножия семейного склепа, в котором покоятся бесчисленные благородные предки. Да, спрятал бы в священной земле все бесчестно нажитое богатство. А потом от души хохотал бы, вспоминая».

Ратборн напряженно вздохнул.

– Рассказ изумляет вас, милорд? – спросила Батшеба. Ландо приближалось к заставе Хогмир-лейн, и Бенедикт остановил лошадей.

– Если честно, то да. Я действительно поражен, – медленно, неохотно признался он. – Ваш муж укладывал ребенка спать. И даже рассказывал на ночь увлекательные истории. Удивительно.

За целый день смотрителю заставы довелось увидеть слишком много крестьянских повозок, а потому он не смог вспомнить какую-то конкретную.

И все же путь в Брентфорд проходил именно здесь, а потому Бенедикт поехал дальше. К сожалению, двигаться пришлось гораздо медленнее. Этот участок дороги был вымощен брусчаткой и соответственна оказался не таким пыльным, как предыдущий. Но в то же время он выдался узким и чрезвычайно загруженным.