Лопух из Нижней слободки. Часть 1 - [31]
Плеснув в лицо пригоршню воды из дворового умывальника, ставшей за ночь холодной, чуть ли не ледяной, Алеша заглянул в сараюху.
Батя, как помешанный, сваливал инструмент в деревянный сундучок с железной ручкой.
— Продаю. Сучкова распорядилась. И квит.
— Кому?
— В школу. Кому!
Значит, мать распорядилась. У школы — деньги. Потеряешь — не найдешь.
— Только перетирай тот инструмент в городской квартире и расстраивайся, — объяснила Сучкова.
Сама она уже повязала латаную косынку и забрала у племяшей паспорта для прописки. Последние дни накануне майского праздника протянула, считала, что перед праздником начальство добрей, уступчивей, ведь и ему охота отделаться от просителей побыстрее и попраздновать. О, Сучкова, если надо, психологом была. Задерживаться, скажет, племяшам никак нельзя: учащиеся! Пусть начальники оформляют, не откладывая. С тем и собралась…
Автобус повез в город всю невеселую семью — замкнувшегося Алешу, хмурую по-деловому мать и вконец растерянного батю с сундучком. Мать сошла раньше всех, возле серого корпуса, где остановка так и называлась «Милиция», на ощупь проверила платочек с паспортами — не доверяла сумкам, покрепче сжала в руке и пошла, клонясь вперед и паруся длинной юбкой. Остановки через три, кряхтя, слез с автобусной подножки батя и тут же поставил сундучок на тротуар, чтобы свернуть самокрутку.
Алеша выпрыгнул:
— Помогу…
— Опоздаешь… Мы топчемся, а время идет…
— Не опоздаю.
Батя ступал жесткими башмаками по асфальту и сосал самокрутку, приговаривая:
— Ну и вот… С ярмарки…
Алеша оборвал рассерженно:
— Не продавай… Оставь на память! Храни!
Батя вздохнул слабой грудью, придавленной сутулыми плечами.
— С памяти денег не наскребешь!
— Ну, так и не отчаивайся! — И Алеша, распалясь, начал перечислять прелести городской квартиры. — На эти вот деньги от инструмента, — он качнул сундучком, — холодильник купим! Никаких ям со снегом;..
— Из ямы снегом пахло.
— Снег не пахнет.
— Ну что ты, Алешка! Еще как! Говоришь, как мать…
Батя попыхкал, а Алеша припомнил, как в конце зимы они последним снегом набивали глубокую яму, утаптывали его покрепче, не жалея ног, чтобы на все лето хватило холода, накрывали и заваливали соломой. Под солому, на этот закаменевший снег, ставила мать бутылки с молоком, клала мясо и треску, которую что ни день приносила из города.
Кроме ямы, был погреб с сухим кленом наверху. Свой погреб и свой сухой клен.
— Досок у тебя много, — сказал Алеша, — сколотишь ящики для земли, поставишь на балконе и насажаешь в них цветов, каких только захочешь! И мать услышит наконец, как они пахнут…
— А балкон будет? — заинтересованно спросил батя.
— Все квартиры с балконами.
Батя покивал головой и потух.
— Все равно, на балкон всю землю не поднимешь…
— Теплая уборная! — резко вскрикнул Алеша.
— Отмораживать нечего, — улыбнулся батя. — Пых-пых…
— Водопровод! — еще резче крикнул Алеша. — Вода горячая и холодная. Прямо в руки. Из двух кранов… Газ на кухне. Паровое отопление. Рай без дров! Ни возить, ни таскать, ни пилить, ни рубить, ни поленницу возводить!
И тут же испугался, что батя вспомнит о прекрасных дровяных запахах, напоминавших ему, как зверю, жизнь и землю, но батя не стал спорить, сокрушенно вздохнул:
— Конечно…
И остановился. Школа! Алеша передал ему сундучок.
— Дорого возьмешь?
— Тут весь я… Моя коллекция жизни… И потом, — батя вдруг застеснялся, — Сучкова! Сколько ни возьми, ей все мало… Сейчас вот с самой милицией за свой интерес воюет!
Между тем Ольга Тимофеевна еще и не дошла до милиции.
Она горбилась на мягкой табуретке за столиком телеграфа и своими дрожащими буквами выводила: «СЛОБОДСКИЕ РОДИТЕЛИ АНКИ РАСПОПОВОЙ ГРОЗЯТ ОБРАТИТЬСЯ ДИРЕКЦИИ ЦИРКА ЕЩЕ ВЫШЕ ТУШИТЕ ПОЖАР».
Пусть неведомый Константин, если испугается, срочно вызовет, заберет Анку хоть на время… Нынче народ пошел пугливый, особенно мужики, они в постели храбрые… А если не испугается, устроит шум, Анку опозорит, Алешка поумнеет… Оставалось попасть точней на этого Константина.
В программке, которую она нашла на этажерке у Алеши, благо тот, дуралей, держал ее на виду, был постоянный адрес цирка и два Константина. Две фамилии. Сучкова постояла в очередях к двум окошкам, где принимали телеграммы, и направила одинаковый текст двум разным Константинам. А если имеется там еще и третий тезка, передадут третьему. Сами разберутся, кому нужней беспокоиться, догадаются от испуга, раз Анка названа…
На ступенях телеграфа подумалось, что зря не подписалась для убедительности. Можно было поставить любую фамилию. Не все ли равно? Но через несколько шагов успокоилась: пришлось бы платить за лишнее слово.
И так две телеграммы…
А что сделаешь? Сын-то один! И откуда он такой? При ней рос. Возле. Было за кем тянуться… Так нет же! А может, он нарочно вырос другой? Не нравилась ему мать, и он рос непохожий, как оборотень. Назло ей? Назло. Свят, свят, свят! Вон какие племяши, у всех ясно в голове, а он, как юродивый, прости господи…
Мысль о племяшах оживила беспокойство: обойдется ли с пропиской?
С этим беспокойством вошла она в кабинет начальника милиции того самого района городского, к которому примыкала слободка, подчиняясь ему административно. Начальник рассматривал бланки с разными справочными данными, подпись Сучковой и долго ронял:
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Дмитрий Холендро — обладатель лирического почерка. Он пишет с любовью к людям, как их близкий товарищ.Лирический характер произведений не мешает ему затрагивать острые проблемы современности, ставить своих героев перед решающими испытаниями.Молодая мать Маша Анохина с тремя детьми уехала куда глаза глядят от поруганной любви, не зная, как жить. В безвестном Камушкине люди помогли ей бороться с разочарованием, соблазном спокойной жизни без настоящей любви, трудностями каждого дня.Сашка Таранец, бригадир рыбацкого сейнера, в погоне за известностью совершил подлость, обманул всех.
Это книга рассказов о наших современниках. Их герои — молодые рабочие и колхозники, студенты, люди творческого труда. Автор показывает их в сложные, ответственные моменты жизни, когда решаются важные нравственные проблемы, выбирается определяющий шаг.Это книга о становлении характера нашего молодого человека, о воспитании его в духе коммунистической морали.
Имя Дмитрия Михайловича Холендро, автора многочисленных повестей и рассказов, хорошо известно советскому и зарубежному читателю.В первый том включены произведения о Великой Отечественной воине, дорогами которой прошел наводчик орудия младший сержант Дмитрий Холендро, впоследствии фронтовой корреспондент армейской газеты. Это повести «Яблоки сорок первого года» (по которой снят одноименный фильм), «Пушка», «Плавни» и рассказы «Вечер любви», «За подвигом» и др. Все они посвящены мужеству советского солдата, всю Европу заслонившего своею грудью от немецкого фашизма, ежедневно на войне решавшего проблему выбора между правом жить и долгом пожертвовать своею жизнью ради спасения Родины.
Второй том Избранных произведений Дмитрия Холендро составили повествования о мирной жизни — начиная с первых послевоенных лет до наших дней. Мужественным героям, восстанавливающим пострадавший от землетрясения Ташкент, посвящена повесть «Улица тринадцати тополей». Герои повестей «Свадьба», «Нефедов», рассказов «Под древним тополем», «Городской дождь», «Близкое небо» и др. — наши современники — находятся в процессе становления, решая проблему нравственного выбора, когда каждый поступок человека так или иначе подлежит лишь суду его собственной совести.
«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.
Воспоминания о детстве в городе, которого уже нет. Современный Кокшетау мало чем напоминает тот старый добрый одноэтажный Кокчетав… Но память останется навсегда. «Застройка города была одноэтажная, улицы широкие прямые, обсаженные тополями. В палисадниках густо цвели сирень и желтая акация. Так бы городок и дремал еще лет пятьдесят…».
Рассказы в предлагаемом вниманию читателя сборнике освещают весьма актуальную сегодня тему межкультурной коммуникации в самых разных её аспектах: от особенностей любовно-романтических отношений между представителями различных культур до личных впечатлений автора от зарубежных встреч и поездок. А поскольку большинство текстов написано во время многочисленных и иногда весьма продолжительных перелётов автора, сборник так и называется «Полёт фантазии, фантазии в полёте».
Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.
Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.
Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…
Г. Гуревич. «И паруса и звездолеты…» Об Иване Антоновиче ЕфремовеОпубликовано в журнале «Юность», № 4 (263) 1977.
Юнна МорицДва рассказа о чудесномРисунки А. СитниковаОпубликовано в журнале «Юность», № 4 (263) 1977.