Лондонские хроники - [7]

«Любимая Анимант», – начал он и почувствовал, как усиливается чувство вины, как оно сильнее сдавливает грудную клетку, угрожая задушить его.

Была ли она все еще его любимой Анимант? Мог ли он в самом деле осмелиться обратиться к ней подобным образом?

«Уважаемая мисс Крамб», – написал он на бумаге, раздраженно покачал головой и смял листок.

Господи! В конце концов, он не был ни писателем, ни поэтом, ни даже скромным романтиком. Как ему написать на бумаге о том, как сильно он любил ее, что творилось с его сердцем, когда она лукаво усмехалась, или когда ее глаза искрились от гнева, или когда она была так близко к нему, что требовалось лишь простое движение, чтобы поцеловать ее?

Почему он ни разу не поцеловал ее?

Он нервно провел рукой по волосам. Это было не совсем верно. Один раз он все-таки поцеловал ее, правда, только в лоб, но сделал это с трепетом.

Он вернулся мыслями в тот вечер в «Наперстке» с его братьями. Они заставили Анимант пойти с ними только для того, чтобы он тоже был вынужден присоединиться. Это он еще мог простить, но не то, как они над ней подшутили.

Он был всерьез обеспокоен, но этого следовало ожидать, потому что то количество алкоголя, которое ей втайне подливали, могло убить ее. Он был уверен, что, по крайней мере, Джимми сразу заметил, как сжалось его сердце, когда он так вспылил и повел Анимант домой.

Он выставил себя на посмешище, пытаясь не дать ей уснуть в карете, и из-за легкого опьянения, которое тоже охватило его, сказал слишком много. Рука на ее тонкой талии, запах ее волос, ее тепло так близко к нему. Сто тысяч искушений в его мыслях.

В конце концов она все-таки уснула, и он мог только надеяться, что она перестала воспринимать остальные его слова, когда он признался ей, что никогда не сможет быть достаточно вежливым и очаровательным, чтобы соответсвовать ей. Это была правда, хоть и печальная.

Он нес ее в комнату на руках, чувствуя себя благородным рыцарем, коим на самом деле не был, так как бесстыдно воспользовался ее положением, прижавшись губами к ее лбу, чтобы вкусить лишь крошечный кусочек мягкой кожи.

Томас Рид ударил кулаком по столу и спрятал лицо в ладонях, чувствуя, как рушится мир над ним, потому что он не знал, как сможет написать ей.

Если бы дома был алкоголь, он бы с радостью воспользовался им. Но он уже проходил через такое ужасное время и поклялся себе не повторять этого. Алкоголь не принес ему облегчения, а вместо этого только погрузил его еще глубже во все чувства, которые горели в его жилах и с каждым днем все сильнее отравляли его.

Он смял следующую попытку подобрать правильные слова и затем еще одну, злясь на собственную слабость и театральность своего ума, который был так же глуп, как и нелеп.

Он прогнал ее своими ужасными заявлениями, наблюдал, как она покидает библиотеку в слезах, хотя точно знал, что она чувствовала.

Он был уверен с того момента в шкафу. Слишком легко было затащить ее в тесное пространство, и она слишком послушно осталась там сидеть, как бы невозможна ни была созданная им ситуация.

Тихо ругаясь, она подходила к нему все ближе и ближе, прислонилась к нему, позволила его хватке смениться на объятие и наконец переплела свои пальцы с его. С этого момента он был готов там же поцеловать Анимант, но боялся, что потом уже не сможет больше держать под контролем определенные реакции своего тела, и ему ни в коем случае не хотелось пугать девушку, сидящую на его коленях.

Так он держался до тех пор, пока его самообладание не иссякло и ему не пришлось оторваться от нее, чтобы окончательно не потерять голову.

Ее щеки пылали, и он не смог удержаться, чтобы не поддразнить ее, вследствие чего она сбежала. Но взгляд ее незабудковых глаз показал ему все, о чем он когда-либо грезил.

Он знал, что влюбленность ей раньше была чужда, так как на балу она призналась, что поддалась такому заблуждению в отношении юриста. Она, казалось, даже не была увлечена романтической литературой, и он часто задавался вопросом, как можно завоевать такое упрямое сердце.

И теперь, когда оно принадлежало ему, он растоптал его.

Он не заслуживал ее, знал это каждой клеточкой своей души и все равно должен был попробовать.

Он даже не заметил, как снова сел за стол и развернул новый лист бумаги. И когда его перо заскрипело по шершавой бумаге, а на белые волокна попали черные чернила, Томас все еще не понимал, как ему вынести тот факт, что ее нет, что он отпустил ее.

Возвращайся ко мне.

Исторический роман

На самом деле я никогда не планировала писать исторический роман. Я всегда думала, что собирать для него материал будет неинтересно и скучно, но так или иначе предпочла отказаться от фэнтези.

История «Книжных хроник» занимала меня довольно долго, а Викторианская эпоха всегда очаровывала.

Моя любовь к этому времени началась с «Этюда в багровых тонах» Артура Конана Дойля, продолжилась, когда во время обучения моим любимым предметом стала история костюмов, и возросла за счет исторических кинофильмов и детективных сериалов.

Вначале мне действительно было трудно проводить исследование. Три четверти часа я потратила на то, чтобы выяснить, как называют людей, которые в то время вечерами ходили по улицам с длинными шестами, чтобы вручную зажечь керосиновые фонари.