Ломая печати - [29]
И то, что в тот день творилось в Склабине, село и его гости видели впервые.
Французы, улыбаясь до ушей, ликовали, кричали, обнимались, хлопали друг друга по спине, а когда наобнимались досыта, принялись обнимать сельчан, русских и всех, кто сюда прибежал.
— Мама! — целовали они Кучмову. — Париж! Париж!
— Господи! Надо скорей что-то приготовить! — воскликнула мама.
Она побежала на кухню замесить тесто на пироги. Как-то раз она испекла пироги с повидлом, так французы прямо пальчики облизали. А сейчас? У них такое торжество! Как тут не угостить!
На гумне у Кучмовых стало черно от людей. Они хлопали французов по плечу, поздравляли, кричали и замолчали, только когда явился старый лесник Зурьянь. В первую мировую войну он воевал где-то вместе с французами, запомнил несколько слов и выучил «Марсельезу». И жену научил, а теперь они пришли спеть ее гостям, окаменевшим от изумления. Французы стояли неподвижно, безмолвные. Но потом присоединились к леснику и его жене, песня взметнулась мощно и уверенно, у людей запершило в горле, заблестели глаза. Тут, на краю света, высоко в горах, в забытой богом долине, звучал французский гимн!
Их гордость. Их честь. Их символ.
Кто знает, как долго стояли бы они там, если б не сосед Кучмовых. Он был известный пьянчуга и не гнушался ничем, что можно было пить. Сейчас у него была причина праздновать: ведь Париж — это Париж, а не просто какой-то город, и раз его освободили — это причина осушить стаканчик-другой.
— Отчего бы нам не выпить, все мы свои люди, — размахивал он руками, непременно желая поцеловаться с каждым.
В соседнем доме поставили на окно приемник. Передавали какие-то румбы, и гумно в одну минуту превратилось в танцплощадку. Вошедшие в раж зрители, почти половина жителей с верхнего конца, азартно подбадривали танцоров, восхищаясь их искусством, а те усердно кропили потом гумно Кучмы. Топали солдатские ботинки французов, щелкали каблуки русских сапог, хлопали ладони по голенищам словацких сапог. Только пыль столбом! Танец еще больше сплотил словаков, русских и французов.
В этот момент привели высокого стройного человека, и французы окружили его. Обступили его и русские, радостно пожимая ему руку.
Это был он! Французский командир. Тот самый главный командир, которого Владо до сих пор еще не видал. О нем говорили, что он всегда серьезен и будто бы ни разу не засмеялся. А теперь! Не было человека веселее его. Он танцевал без устали — то с Анной, медсестрой из бригады Величко, то с соседками. А смеялся как!
Из кухни выбежала мама, раскрасневшаяся у печки, стала угощать пирогами, командиру поднесла треугольный (он немного подгорел), а тот целовал ей руку.
— Словно графине! Ей-ей, как графине, — смеялся отец.
Но это были последние часы, последние минуты, когда Владо видел французов. Приказ пришел неожиданно, как часто бывает на войне. И не успели хозяева оглянуться, как французы словно испарились. Не успели хозяева ни испечь в дорогу, ни проститься с ними как следует. Они мигом забрались в машины пивоваренного завода, присланные за ними, и исчезли, остался только столб пыли.
За ними помчались и другие.
— На Стречно! — кричали они.
Сельчане еще и не опомнились, а деревня опустела, стихла. Мужчины, кто мог держать оружие, все ушли с партизанами. Пятерых мобилизовали в армию. Нигде никого.
Запаздывала жатва. Ну кому теперь, когда началось настоящее светопреставление, могло прийти на ум жать, вязать снопы, свозить их с поля. Рабочих рук не хватало, а они были нужны всюду. В караульный отряд. В хозяйственный взвод. В резервный отряд бригады, который остался тут один. А еще в патрули для военного суда, который судил здесь квислингов, фашистов, эсэсовцев, гардистов и прочую нечисть.
И было тихо. Лишь время от времени, под вечер, раздавались выстрелы где-то на опушке леса. Вершилось возмездие.
Но французы вернулись. Похудевшие, невыспавшиеся, бледные, грязные, заросшие, усталые.
— Что с вами стало? — спрашивали их Кучмовы. Они словно поняли: пальцем показывали, как нажимают курки винтовок, «бум-бум-бум, тра-та-та» — говорили.
И, положив лицо на ладонь — так показывают детям, что надо спать, — дали понять, что друзья спят. Господи!
— А Рене? — теребил их за рукава Владо.
— Рене? — Они отворачивались в сторону, чтоб не смотреть в его взволнованное лицо.
— Рене! Где Рене? Где вы его оставили?
Но ответа он так и не получил. Тогда, в той спешке, их ушло шестнадцать. Вернулись шестеро. Только шестеро. Ох, эта война! Эта проклятая война!
Они собирались уходить. Навсегда. Владо помогал им укладывать вещи. Они положили в рюкзаки и кое-что из еды, что успела приготовить мама. Прощаясь, каждый погладил парнишку по волосам, с отцом они обнялись, маму расцеловали. А тот, который тогда подавился от смеха, слушая, как Владо пытался говорить по-французски, встал по стойке «смирно» и скомандовал:
— Garde à vous! Alignement! À droite, droite…
Владо тихо, без улыбки закончил:
— À gauche, gauche! Repos!
— Прощайте, солдаты!
— Прощайте, друзья!
Наступили черные дни. Немцы ввалились в Турец. Через Врутки. Через Прекопу. Они были уже в Мартине. Военный суд из Склабини эвакуировали. Величко прислал связного за председателем революционного национального комитета Майерчиком, который тогда вывесил флаг и провозгласил республику. Предлагал ему защиту от мести фашистов. Но связной на тарахтящем мотоцикле отбыл с пустой коляской.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Джон Нейхардт (1881–1973) — американский поэт и писатель, автор множества книг о коренных жителях Америки — индейцах.В 1930 году Нейхардт встретился с шаманом по имени Черный Лось. Черный Лось, будучи уже почти слепым, все же согласился подробно рассказать об удивительных визионерских эпизодах, которые преобразили его жизнь.Нейхардт был белым человеком, но ему повезло: индейцы сиу-оглала приняли его в свое племя и согласились, чтобы он стал своего рода посредником, передающим видения Черного Лося другим народам.
Аннотация от автораЭто только кажется, что на работе мы одни, а дома совершенно другие. То, чем мы занимаемся целыми днями — меняет нас кардинально, и самое страшное — незаметно.Работа в «желтой» прессе — не исключение. Сначала ты привыкаешь к цинизму и пошлости, потом они начинают выгрызать душу и мозг. И сколько бы ты не оправдывал себя тем что это бизнес, и ты просто зарабатываешь деньги, — все вранье и обман. Только чтобы понять это — тоже нужны и время, и мужество.Моя книжка — об этом. Пять лет руководить самой скандальной в стране газетой было интересно, но и страшно: на моих глазах некоторые коллеги превращались в неопознанных зверушек, и даже монстров, но большинство не выдерживали — уходили.
Эта книга воссоздает образ великого патриота России, выдающегося полководца, политика и общественного деятеля Михаила Дмитриевича Скобелева. На основе многолетнего изучения документов, исторической литературы автор выстраивает свою оригинальную концепцию личности легендарного «белого генерала».Научно достоверная по информации и в то же время лишенная «ученой» сухости изложения, книга В.Масальского станет прекрасным подарком всем, кто хочет знать историю своего Отечества.
В книге рассказывается о героических боевых делах матросов, старшин и офицеров экипажей советских подводных лодок, их дерзком, решительном и искусном использовании торпедного и минного оружия против немецко-фашистских кораблей и судов на Севере, Балтийском и Черном морях в годы Великой Отечественной войны. Сборник составляют фрагменты из книг выдающихся советских подводников — командиров подводных лодок Героев Советского Союза Грешилова М. В., Иосселиани Я. К., Старикова В. Г., Травкина И. В., Фисановича И.
Встретив незнакомый термин или желая детально разобраться в сути дела, обращайтесь за разъяснениями в сетевую энциклопедию токарного дела.Б.Ф. Данилов, «Рабочие умельцы»Б.Ф. Данилов, «Алмазы и люди».