Лоллипоп - [6]
– Лоллипоп, – задумчиво сказал Эгон, – разве у тебя нет сестры? Такой длинной, белобрысой, года на два тебя постарше?
– Само собой, – сказал Лоллипоп.
– Тогда я здесь чего-то не улавливаю, – сказал Эгон. И у него есть мать, она тоже работает; а бабушки у него вообще нет. Но всеми делами по дому занимается сестра. – Во-первых, потому, что она старше, – сказал Эгон, – во-вторых, потому, что домашние заботы – женские заботы.
В этот день Лоллипоп шагал из школы в отличном настроении, хотя был «безбабушкин» день. Дорогу к дому он выбрал не самую короткую. Первым делом заглянул в парк, где малость погонял мяч, потом пошёл провожать Эгона до дома, где разглядывал коллекции марок, а после завернул в кафе-мороженое – съел клубничный пломбир. И лишь тогда направился домой.
У сестры занятия кончались на час позже, но, когда Лоллипоп явился, она уже была дома. И вне себя. Лоллипопу поручили, как только он придёт из школы, включить духовку. В духовке стояла картофельная запеканка с дольками нарезанной ветчины. Бабушка ещё с утра сделала её и слегка пропекла. Не хватало лишь поджаристой корочки. А сейчас запеканка, понятное дело, была холодной.
– Явился бы вовремя, – выговаривала сестра, – запеканка была б уже горячая, с хрустящей корочкой!
Лоллипоп ни слова в ответ.
– А я голодная как зверь! – ругалась сестра. Она заглянула в духовку: – Теперь законно минут десять жди, пока будет готово!
Лоллипоп вытянулся во всю длину на кухонной кушетке и скрестил руки на груди.
– Зажигать духовку, равно как и разогревать запеканку, – женское дело, о почтеннейшая сестрица, – изрёк он.
– Ты спятил, Лолли, – сказала сестра.
Лоллипоп замолчал и больше не шевелился. Даже когда сестра позвала:
– Не сочти за труд – встань и накрой на стол. Запеканка готова.
Он молчал и не пошевелился, даже когда сестра сказала:
– Лоллипоп, садись за стол да прихвати, будь уж так добр, яблочный сок из холодильника.
Тогда сестра подошла к кушетке и чего только не наговорила. И что он рехнулся, и что она всё равно в тысячу раз больше его делает. И что он ведёт себя как султан в гареме. И что он смесь барана с чемоданом, да к тому же несусветный лентяй. Она даже заехала ему со злости в живот. Очень прилично. Он снёс это беззвучно. А голод его не мучил. Клубничного пломбира хватило бы семью накормить.
Лоллипопу казалось, что он целую вечность валяется с закрытыми глазами и скрещёнными руками, когда он вдруг вспомнил: да ведь сегодня вторник, Томми давно ждёт его в комнате за прилавком. Он встал и хотел было выйти, но сестра загородила проход.
– Только через мой труп! – сказала она. – Сначала вымой посуду!
– Я ничего не ел, – сказал Лоллипоп.
– Не играет роли, – сказала сестра.
Тут Лоллипоп лягнул её ногой. Сестра схватила его за волосы. Лоллипоп отступил на шаг, а поскольку сестра и не думала его отпускать, то и она отступила от двери на шаг. Лоллипоп врезал ей в солнечное сплетение. Сестра отпустила волосы, чтоб закрыться, и Лоллипоп очутился за дверью.
Так теперь у них пошло-поехало – чуть ли не в каждый «безбабушкин» день. Да и вечерами было уже не то что раньше: сестра жаловалась на Лоллипопа маме и бабушке. А мама с бабушкой как-то сказали, что Лоллипоп их сильно огорчает, другой раз, что Лоллипоп негодный мальчишка, и ещё раз, что Лоллипопу пора браться за ум. В любом случае ничего приятного они ему не говорили.
Сестре он показывал язык, бабушке строил за спиной гримасы, а маме заявлял: «Отстань от меня!»
Да и дни, когда бабушка оставалась дома, были для Лоллипопа ничуть не лучше. Если вчера цапались и точно известно, что завтра опять поцапаются, то и сегодня особого желания любезничать нет.
Лоллипопа такая жизнь тяготила. Он считал – положение должно измениться. И чем скорей, тем лучше.
От сестры ничего путного ждать не приходилось. Она беспрестанно твердила: во-первых, она ещё ребёнок, а не женщина. И заявление насчёт домашней работы, которая якобы исключительно женская, бред сивой кобылы. А бабушка до небес превозносила новое рабочее место. Когда она начинала про «своих Гофштеттеров», Лоллипоп зубами скрипел. Часто же приходилось ему скрипеть зубами!
«У Гофштеттеров, – говорила бабушка, – работа в радость!» Она перечисляла все их кухонные аппараты и расписывала пылесосо-подметально-выбивальный комбайн, словно ей поручили составить рекламный проспект для подметально-выбивально-пылесосной фабрики. Она нахваливала посудомоечную машину, а про бельевую электросушилку говорила так, будто сама её изобрела.
Да плюс к тому бабушка влюбилась в гофштеттеровское дитя, которое либо сидело в манеже, либо ползало на четвереньках. Стоило ей войти в комнату, как дитя – по словам бабушки – светилось от счастья. И, наоборот, рыдало, когда бабушка выходила. Госпожа Гофштеттер не уставала повторять: «Даже не знаю, как мы без вас жили, бабусечка!»
Охи и ахи вокруг гофштеттеровского младенца и гофштеттеровских машин были Лоллипопу просто противны. Но то, что Гофштеттеры позволяли говорить его бабушке – «бабусечка», это уж дальше ехать некуда!
– Лоллипоп, не будь таким зловредным, – сказала мама, – порадуйся хоть немного за бабушку: ей так повезло!
