Локальный конфликт - [2]

Морозный воздух обжигал кожу на лице. Хотелось, прижавшись к броне, втянуть голову в плечи, словно макушкой можно задеть небеса, а они окажутся твердыми, как камень, и ты обязательно набьешь себе шишку.

Если все же попробовать забраться внутрь БМП, то там станет так же тесно, как килькам в консервной банке: не то что совсем не повернешься, но дышать будет трудно. Впрочем, умереть от удушья — это не самое страшное. Куда менее приятная перспектива — свариться в собственном соку, если в машину попадет граната или под ней рванет противотанковая мина. Лучше получить контузию, осколок или пулю. Тогда хоть есть надежда выжить.

Теоретически от всяческих неожиданностей они были застрахованы. Метрах в ста над ними летела «Стрекоза». Управляющий ею пилот с приходом ночи переключился на инфракрасное сканирование. Только так он мог хоть что-то увидеть. Именно пилот «Стрекозы» двумя часами ранее, когда небо было еще серым, обнаружил выходившую на дорогу неподалеку от бронемашины группу людей в белом камуфляже. Но они предупредили о своем появлении тремя зелеными ракетами. Егеря, возвращающиеся с задания. Не будь этого сигнала, водитель БМП, увидев их, вряд ли стал бы терять время на выяснения — влепил бы по ним из пулемета, не раздумывая. Он хорошо усвоил принцип американских полицейских: чуть что — стреляй, разбираться будешь потом. Когда водитель подъехал к егерям поближе, остановился, чтобы разглядеть их. Странные они были и казались призраками. У одного на голове был мешок. Остальные сейчас стаскивали его. Сжалились наверное, дали немного подышать воздухом, не смешанным с пылью, скопившейся в мешке, и не отфильтрованным мешковиной. Но руки пленника так и остались скованы наручниками. На левой стороне его лица расплылся фиолетовый подтек. Глянув на него, водитель обомлел и на несколько секунд потерял дар речи.

— У-у, — протянул он зачарованно, — Зарахаев.

— Вот и я говорю, что он, но некоторые сомневаются, — усмехнулся один из егерей. У него были капитанские нашивки на рукавах.

— Не-е, точно он. Откуда вы его взяли?

— Он, бедный, заблудился, не знал куда идти, плакал от страха, и тут мы случайно на него набрели, пришлось брать с собой. Время-то знаешь какое — опасное. Пропадет он один, бедолага, — капитан, изменив тон, со снисходительного на серьезный, резко закончил, — нам надо побыстрее доставить его куда следует.

— В зоопарк, что ли?

— Шутник, — улыбнулся капитан, — правильно догадался. Очень редкой породы зверь. В природе почти вымер. В зоопарке от посетителей отбоя не будет.

Пленник понимал речь, но злился молча, боясь сказать что-нибудь в ответ, видимо хорошо уже знал, что за этим может последовать.

— Машина у меня старая. Постоянно ломается. Из-за этого и в дороге подзадержались, — сказал водитель.

— Ну, милый, какая есть. Поехали.

— Поехали. Вот только мест в салоне на всех нет. Десантники там у меня.

— Ну, хоть бедолагу-то нашего приютите? — капитан кивнул на пленного.

— Думаю, да.

— И на том спасибо. Только смотрите — не придавите в темноте. Эй, десант, слышите меня, — заговорил погромче капитан. — Я бы его и сам придавил, но очень с ним хочет поговорить руководство.

— Хорошо, хорошо, — послышалось из трюма машины. — Поехали побыстрее.

— А мы как-нибудь на броне ночь коротать будем. Не в обиде. Лучше сидеть на броне, чем топать к базе пешком.

Война в Истабане перешла в партизанскую стадию. В таком виде она могла продолжаться не месяцами, а десятилетиями. Опыт такой известен еще с XIX века. С той поры изменилось только вооружение враждующих сторон. Боевиков осталось немного, но никто не питал надежд на то, что они побросают оружие, вернутся к мирной жизни, станут обрабатывать давно заброшенные поля, которые за последние годы пахала разве что артиллерия.

На левом крыле бронемашины виднелась вмятина. Ее немного выпрямили, чтобы она не задевала гусеницу, да заменили поврежденный взрывом каток и траки. К счастью, никто тогда на броне не сидел. Тем взрывом немного оглушило экипаж и водителя. Его голову сейчас плотно облегал шлем. Водитель мог услышать лишь переговоры по рации, а проклятья, которыми осыпали его сослуживцы, доставались ветру…

Веки липли одно к другому. Как только глаза закрывались, тут же сон подбрасывал в сознание точно такие же картинки, которые должны были видеть глаза: ночь, звезды, дорогу, снег. Но как только ему казалось, что теперь пришло время подбросить в сознание что-то отвлеченное, водитель наезжал на очередную кочку и все просыпались.

Так они ехали минут двадцать.

Двигатель взвыл. Из выхлопной трубы вырвалось слишком большое облако отработанных газов, оставив позади БМП нечто, напоминающее дымовую завесу. Ветер тут же погнал ее обратно и накрыл едким газом егерей. Те зажали рты ладонями не очень расторопно и успели наглотаться этой гадости. Но это была последняя вспышка жизнедеятельности двигателя, после которой он, очевидно растратив слишком много сил, заглох. В недрах БМП еще несколько секунд работали какие-то механизмы, издавая звук, очень напоминающий тот, что получается, когда водишь ершиком по металлической трубе. Вскоре и они затихли. Чуть раньше БМП остановилась, совсем как упрямый ослик, который расхотел отчего-то идти дальше. Что же показать ему, чтобы он опять пошел? Не морковку же. Может, канистру с дизельным топливом?