Логово зверя - [22]

– Ну и видок у тебя, Шарапов! – произнёс Юра, качнув головой. – Ох и видок!

– У тебя не лучше, – откликнулся Паша, вглядываясь в осунувшееся, землистое лицо товарища и понимая, что его собственное также несёт на себе печать смертельной, нечеловеческой усталости.

Юра кивнул.

– И у меня тоже. И я не железный… Даже не решусь предположить, сколько мы пробежали за эту ночь.

Паша надул щёки и шумно выдохнул.

– Дофига! За такой марш-бросок нам краповый берет положен. Далеко не каждый способен на такое.

Юра покосился на него и насмешливо осклабился.

– Укроповый берет нам положен! На большее можешь не рассчитывать.

Паша скривился в ответ. Юра, поняв, что шутка его получилась не слишком остроумной, поджал губы и вновь стал оглядывать затянутые туманом окрестности.

Около минуты длилось молчание, после чего Юра, в очередной раз пробежав взглядом по заросшему густой зеленью берегу, вскинул глаза на спутника.

– Ну что, расположимся прямо здесь?

Паша с безразличным видом пожал плечами.

– Пожалуй.

Юра принялся было доставать из рюкзака палатку, однако, будто охваченный внезапным раздумьем, замешкался и бессильно опустил руки. Повертев палатку ещё немного и так и эдак, он в конце концов сунул её обратно и с протяжным вздохом уселся на рюкзак. Опёршись локтями на колени, а подбородком на сплетённые пальцы, он устремил взгляд вперёд, на высившиеся вдали огромные деревья, полускрытые мутной рассеянной дымкой.

Паша, недолго думая, сделал то же самое: уронил своё расслабленное, вялое тело на рюкзак и также воззрился в серовато-белесую туманную даль.

И очень скоро утомление и бездействие стали оказывать своё неизбежное действие: головы приятелей начали медленно клониться вниз, перед глазами всё поплыло и смешалось, в ушах раздался тонкий протяжный звон, как если бы где-то вдали вдруг зазвонили колокола. А чуть погодя к этому звону добавились голоса – отдалённые, смутные, едва уловимые. Они то стихали, то снова возникали, то были совсем глухими, еле различимыми, то становились довольно звучными и гулкими, так что можно было вычленить порой из общего нестройного гула отдельные слова и обрывки фраз…

Резко вскинув голову и открыв глаза, Юра вышел из минутного забытья и окинул ещё не прояснившимся полностью взглядом речку, над которой по-прежнему плыл и клубился туман, начавший понемногу утрачивать свою недавнюю плотность и под действием лившегося с неба всё более яркого света мало-помалу редевший и рассеивавшийся. Но не он заинтересовал Юру, его внимание привлекли далёкие, чуть слышные голоса, продолжавшие звучать и после того, как он очнулся, и сделавшиеся даже более ясными и отчётливыми. Значит, они не почудились ему в мимолётном сне, они раздавались наяву.

Он вслушался ещё внимательнее и с достаточной долей вероятности определил, что голоса доносились справа, оттуда, куда несла свои неторопливые тёмные воды река и где пока что ничего нельзя было разглядеть из-за серой дымчатой завесы, висевшей над землёй. Он послушал ещё немного и, удостоверившись в этом окончательно, тряхнул головой и пихнул локтем дремавшего рядом Пашу.

Тот скривился, пробурчал что-то и, с трудом разлепив сморщенные, красные от бессонницы веки, недовольно уставился на приятеля.

– Послушай. Там кто-то есть! – сказал Юра, кивая в ту сторону, откуда то и дело долетали приглушённые, едва различимые голоса.

Паша, видимо ещё не совсем проснувшись, выпятил пепельные, слегка припухлые губы и равнодушно протянул:

– Да-а?.. Ну и что?

Глядя на сонную, безучастную физиономию товарища, Юра невольно усмехнулся и, положив руку ему на плечо, слегка встряхнул его.

– Просыпайся давай! Мы добрались, наконец, до обитаемых мест. Там – люди!

И, бодро встав на ноги, он вновь устремил пристальный взгляд в мутную туманную даль, из которой всё более явственно доносились гулкие голоса и даже как будто обрывки смеха.

Их вскоре уловил и Паша. Понемногу, хотя и не без труда выходя из дремотного состояния, он повернул голову вправо, минуту-другую прислушивался и, наконец, согласно кивнул.

– Ну да… кто-то там есть, – пробормотал он тусклым, бесцветным голосом. И по-прежнему совершенно безразлично, словно это его не касалось.

Юра между тем затянул свой рюкзак, вскинул его на плечи и, бросив спутнику: «Пошли», двинулся было в путь. Но, пройдя несколько шагов, обернулся и увидел, что Паша и не думает следовать за ним, а продолжает восседать на рюкзаке и с томным, расслабленным выражением озирается кругом.

– Вставай, Паш, – окликнул его Юра с мягкой, снисходительной улыбкой. – Понимаю, что трудно. Я тоже устал, как собака. Но надо напрячься и сделать последний рывок. Судя по голосам, это недалеко.

Однако Паша оставался вялым и безучастным. Он не только не попытался встать, но даже не пошевелился и лишь водил туда-сюда пустым, бессмысленным взглядом.

– Паш, будь человеком, – продолжал уговаривать его Юра, уже не улыбаясь, а чуть нахмурившись. – Не заставляй меня упрашивать тебя. Оторви, пожалуйста, свой зад от рюкзака и двигай за мной!

Паша тяжело вздохнул, покрутил головой, зевнул и, вновь не сделав ни малейшей попытки подняться, обратил на приятеля жалобный, проникновенный взор, точно умоляя не трогать его и оставить в покое.