— Пожалуйста, — одними губами проговорила я, заглядывая в ее глаза.
Мгновение и железная решимость появилась на ее бледном лице. Непоколебимая. Упрямая. Жесткая.
Теперь, казалось, уже она ведет меня за собой. Ее нетвердый шаг стал шире, и ей, чтобы удерживать равновесие, приходилось держаться руками за все, что попадалось, но это было движение вперед, а большего от нее требовать я не могла.
Последние метры показались мне невероятно длинными. Я очень боялась, что кто-нибудь догадается проверить мое пристанище, а здесь, на открытом пространстве, мы как дичь. Ввалившись внутрь, я опустила женщину на лавку, устланную шкурой, и, на ходу зажигая свечи, направилась к очагу. Добавив хвороста в уже затухающий огонь, принялась вынимать свои сборы и настои. Лея за моей спиной стала дышать чаще, как будто на что-то решаясь.
— Ты же ведьма, значит, все можешь? — раздалось с лавки.
Я часто слышу этот вопрос и он всегда вызывает у меня раздражение. Молодые девчушки, мечтающие влюбить в себя женатого, парни, желающие славы и богатства, старики, жаждущие вечной жизни, дураки, которые не ценят того, что у них есть. И впервые в жизни я искренне пожалела, что не ведьма, что не всесильна, что не могу сотворить чудо для этой сильной духом женщины.
— Нет, — шепнула я в ответ, не оборачиваясь.
— Прости. Это нечестно с моей стороны.
Я еще ниже опустила голову, пряча от нее слезы, пока руки сами занимались привычными делами.
— И ты прости.
— Пообещай, что постараешься сделать все возможное, чтобы спасти ребенка.
— Я сделаю все, что в моих силах для вас обоих, — скорее себе, чем ей поклялась я.
Я резко обернулась, чтобы снять с нее плащ, но заледенела на месте. Лея уже была землистого цвета, верный признак близкого конца. Схватилась руками за столешницу, прикусила губу, чтобы не завыть в голос. Неужели я потеряю их?
— Твоя бабка умела творить чудеса, — глядя в потолок, как будто сама с собою говорила Лея.
На негнущихся ногах я подошла ближе и, наклонившись над ней, распахнула плащ, под которым оказалась большая рана, тянущаяся по боку от плеча до бедра.
— Она тоже не была ведьмой, — скорее по привычке возразила я. — Она много знала.
— Я и сама чувствую, что все плохо, но, может ты знаешь, как помочь моему сыну? — уже не сдерживала слез женщина.
Я знала. Боже помилуй! Я знала. И даже видела однажды. Но смогу ли я? Имею ли я право решать?
— То, что ты просишь, убьет тебя, — просипела я вдруг охрипшим голосом.
— Мне все равно уже не жить, — спокойно сказала она, переведя взгляд в окно.
Там за деревьями в предрассветной темноте умер ее муж и, похоже, она хотела уйти с ним.
— А как же ребенок? — я постаралась найти для нее цель и стимул к жизни.
— Передай его Грею Вульфу — брату моего мужа.
— А если он ему не нужен? Что будет с ним без тебя?
— Нужен. Оборотни никогда не откажутся от своей крови, они никогда не предадут своих.
— Ты так уверена? — сарказм словно нож резал нашу беседу. — Вон деревенские, что сотворили, а ведь ты была одной из них.
— Нет, не была. У них нет своих, есть только они сами.
Она судорожно перевела дыхание и от резкого движения кровь из раны начала сочиться обильнее. Прижав к этому месту пропитанную травами повязку, я вскользь осмотрела все остальное, чтобы убедиться, что других тяжелых ран нет.
— Просто сделай это, — посмотрела она в мои глаза. — Сделай. Спаси нашего мальчика.
Синие губы, впалые глаза, голос, словно шорох. Выбора больше нет.
Найдя среди своих вещей мешочек с инструментами, высыпала их в чан с водой, стоящий на печи. Выудила из тайника опийную настойку, очень сложную в приготовлении и из-за этого ценную. Трясущимися руками достала отрез мягкого древесного корня и попросила зажать его зубами. Стянула с нее плащ и разрезала платье спереди, обнажая тело. Лея послушно выполняла мои распоряжения, не отводя глаз от оконного проема. Глаза становились тусклее, дыхание тише, движения медленнее. Главное успеть.
Я с детства училась усмирять боль и залечивать раны. Я знала много способов избежать заражения. Я по запаху могла выбрать нужную траву. Но никогда прежде мне не приходилось отнимать одну жизнь, чтобы дать жить другому.
Лея повернулась ко мне, ободряюще подмигнув, после чего устало прикрыла глаза. Опий стал действовать, и лишь рваное поверхностное дыхание бесчувственной девушки говорило о том, что она еще жива. Окунув руки в ромашковый раствор и взяв короткий острый нож, я приступила к делу.
Как бы долго я не прожила, никогда мне не забыть эти полчаса моей жизни. Когда первая струйка крови прокатилась по коже под острием моего ножа. Когда капельки ледяного пота скатывались вдоль моего позвоночника. Когда привязанная к лавке девушка вздрагивала в агонии, которая пробивалась даже через глубокий наркотический сон. Когда мои пальцы скользили по окровавленной рукояти. Когда Лея обмякла под моими руками. Когда последний вздох девушки совпал с первым криком ее ребенка.
