Логика птиц - [5]

Идеи исламского вероучения в целом, а также ирфана и тасаввуфа в частности, рассматривались и передавались в самых разных письменных формах. В первую очередь, конечно, следует назвать толкования на Коран и хадисы.

Помимо них, широкой известностью пользовались сборники лаконичных, поучительных высказываний по разным вопросам ислама и духовного поиска; сборники экстатических изречений; многие видные шейхи состояли друг с другом и со своими учениками в переписке, часть которой сохранилась до нашего времени. Наконец, существовали работы философско-теоретического плана, посвященные духовному пути. Аттар, как и некоторые другие учители, искушенные в литературе и одаренные талантом стихосложения, предпочитал облекать свои наставления в поэтическую форму. И, по всей видимости, он был одним из последних значимых поэтов-практиков, разрабатывавших идеи ирфана в этой форме и не опасавшихся жестковатых, требовательных формулировок. Великие поэты-продолжатели их дела, начиная с Руми, привнесли лиризм и мягкость в суфийскую поэзию — скорее всего, этого требовали произошедшие в их аудитории изменения. Поэтому, пробуя сохранить и этот контраст, и мерцание смыслового пунктира, мы намеренно отказались от смягчения формы большинства бейтов.

«Логика птиц», как и другие подобные произведения, распространялась не только в редких копиях, но и благодаря устной передаче. Давайте представим себе окруженного учениками наставника. Когда возникает подходящая обстановка, шейх либо сам читает отрывки, либо поручает это кому-то из учеников. Затем происходит обдумывание и обсуждение, однако всё это происходит в особой,»замкнутой атмосфере круга, где кто-то «спит», а кто-то ищет Бога. Вероятно, кто-либо из присутствующих вслух интерпретирует один-другой отрывок тем или иным образом. Затем подобная ситуация повторяется в другом круге, через месяц или через несколько лет, и «Логика» неизбежно обретает новые ситуативные оттенки и подробности. Это нормальный процесс, однако в результате его возникают отличающиеся друг от друга версии текстов передаваемой изустно поэмы, которые также записываются и сосуществуют одновременно с немногочисленными письменными копиями. Задача ведущих персидских литературоведов состояла в том, чтобы, выявив по возможности все особенности слога Аттара, а также все языковые особенности времени, когда он жил и творил, попробовать восстановить, насколько возможно точно, оригинальный список поэмы. Восстановить чисто литературно, находясь в ситуации, когда нельзя полностью довериться версиям ни известных переписчиков, ни безвестных дервишей, ни именитых наставников, которые также были дервишами в своё время. Неудивительно, что в результате литературоведы оставляли свои комментарии, связанные с их видением смысловых акцентов поэмы.

Соразмеряя и названные, и не перечисленные здесь факторы, мы столкнулись с новой дилеммой, по-прежнему находя приоритетной задачу донести максимально точно содержание поэмы. Работа литературоведа, находящегося в стихии родного языка и даже имеющего дело с архаическими его формами, является в какой-то мере более выигрышной, чем труд переводчика. Переводчик не может сохранить всю точность оригинала такого уровня сложности. Для него неизбежно вносить и акценты иного языка, а также собственные — как произвольные, так и обоснованные — догадки о неясных местах в первоисточнике, составленном девять веков назад, несмотря на наличие исчерпывающих комментариев иранских литературоведов, отдавших годы ради героической реконструкции этого текста.

Эти комментарии мы изначально предполагали сохранить полностью, несмотря на то что их аккуратность для русскоязычного читателя во многих случаях грозила обернуться чрезмерно формальными ремарками. Но постепенно мы склонились к противоположному мнению, решив оставить текст практически без пояснений, то есть в той форме, как он был издан изначально, как бы в не расшифрованном до конца виде. Неудивительно, что при этом мы ещё раз пожертвовали красотой некоторых метафор или обычных словосочетаний во имя сохранения смысловой канвы оригинала на русском и сохранения чёткости большинства его важных формулировок.

Дело также и в том, что большинство сюжетов Аттара в этой поэме вообще не предполагают пространных разъяснений. Разве можно исчерпать пояснениями всё, что подлинному поэту удаётся воплотить в своих образах? И не является ли ещё более сложной задача интерпретации сочинений, содержание и создание которых инспирировано духовным опытом? Обширные, рационализированные пояснения и толкования создают слишком правильное, слишком гладкое, иногда и тенденциозное восприятие текста, в то время как любые сочинения такого рода — цепочка парадоксов, требующих самостоятельного размышления от тех, кому это важно и необходимо. Несомненно, что навык объяснения идей из одного контекста внутренней работы через идеи другого контекста очень ценен. Однако любой из важнейших вопросов Аттара предполагает создание не столько объяснительной модели, сколько непрерывную концентрацию на существе вопроса. Реальный поиск ответа приводит к отказу от имеющейся, зачастую банальной, линейной логической схемы, к отказу, доходящему в пределе до иррациональности, требующей задействовать совершенно иные язык и логику, не знакомые оперативному уму.