Лога - [17]
Вечерами Макар брал ковш и споласкивал где-нибудь старую свалку-перемывку.
Однажды он прибежал радостный, возбужденный, бережно неся на ладони лопух.
— Тятя, гляди-ка, золото!
— Где взял?
— Вон там, в свалке!
На лопухе лежали, отливая слабым блеском, несколько крупинок золота.
Рыжие усы Якова дрогнули, он радостно улыбнулся.
Вечерами Скоробогатовы кончали работу и, поужинав, уходили в балаган. Там, отдыхая на нарах, толсто устланных свежим сеном, подолгу беседовали. В углу гудела железная печка, слабо освещая бревенчатый потолок, чуть дымя и наполняя балаган приятной теплотой. Квадратный лоскут света открытых настежь дверей постепенно тускнел, сливаясь с полумраком.
Яков старательно разъяснял сыну, как определять месторождения золота. В нем снова вспыхнула вера в сыновние «счастки», но Яков не рассказывал об этом Макару, держа красный узелок далеко запрятанным в кармане… И чем чаще Макар приносил золото, тем больше у Якова росла вара в «сорочку».
— Цельняк надо искать. В перемывках нечего копаться. Все тут вышныряли. А вот ты смотри крутые лога. Где ложбинка — копай! Дойдешь до речника, — до гальки, копай глубже: должно быть золотишко!
Макару казалось, что это не отец говорит, а кто-то другой, зовет его в лесные трущобы, искать несметные богатства, спрятанные там. А Яков увлекался и грезил ушедшим счастливым временем.
— Мало ли здесь богатства у нас, на Урале. Всячины хоть лопатой греби, только уметь надо найти и умеючи взять. Упорство тут большое требуется и любовь к земле.
— И платина есть?
— И платина есть. Ну, это не в нашей стороне. Это туда, дальше. Надо ехать, где кержаки живут. Там не то, что платина, радий имеется.
— А это что?
— Радий-то?
— Ну?
— А это тоже металл, и где он сокрыт, никому неизвестно, а есть.
— А какой он?
— А он… Кто его знает?.. Никто его настояще не видывал. Вишь, этот металл, недоступный человеческим рукам. Сказывал мне отец, — твой дедушка Елизар, — что в одном месте объявился этот радий. Будто, это били шахту, и вдруг один старатель смотрит, а в углу что-то светит, как два языка огненных из земли высунулись и поводят концами. И огонь это не такой, как в нашей печке, а необыкновенный огонь… вроде радуги, только ярче. А он, значит, слыхал, что есть такое дело — радий — и светится. Бросился в угол и хотел схватить! Как его шибанет!..
— Обожгло?..
— А кто-ё знает? Не то обожгло, не то так какая-то сила дернула. Только когда он вылез оттуда и рассказал, так тут же, значит, бросились туда, а радия уже больше не видели. Ушел. Умеючи надо брать его.
Желание знать больше у Макара росло. Как только отец ложился, он говорил:
— Тятя, расскажи что-нибудь.
Яков иной раз упрекал сына:
— Все вот тебе расскажи, а когда учился, то плохо слушал. Учитель, поди, не меньше моего знает.
— В школе не так рассказывают, как ты.
— Лучше?..
— Нет, хуже!
Яков, польщенный, забирал в горсть густую бороду и начинал рассказывать истории.
Во время крепких морозов Скоробогатовы отсиживались дома, не выезжали в рудник. Тогда к беседам их присоединялась и Полинарья.
— А помнишь, отец, как мы хорошо жили, когда у нас дом был в Патраковой улице?
— Ну, как не помню. Я робил тогда на Вилюе. Видимое золото было тогда. Как посмотришь на ковш, так и видно, — оно блестками в песке-то сидит. Тогда еще бродяжки старосту церковного из Жирянки ухлопали на Вилюйском тракту.
— Верно… Мы тогда с руднику ехали, второй ли, третий ли год с тобой жили, — вспоминала Полинарья. — Еще тогда памятник тут ставили у ельника. А ельник-то какой страшный был!
— Это кто, бродяжки? — спросил Макар.
— А просто мужики, беглые из острога. Убегут и живут где-нибудь в покосной балагушке или возле приисков околачиваются. Летом гуляют, а к зиме в острог сами лезут.
— А как?
— Очень просто. На глаза лезут. Ну, стражник ли, j урядник ли — заберет в каталажку.
— И все они злые?
— Да — не… Были и добрые ребята. У меня один робил целое лето. Воды не замутит, бывало.
— А помнишь, отец, этот робил у тебя? Ну… на барина-то походил который. Ты еще тогда приехал с рудника и рассказывал, что не то барчонок, не то из служащих.
— О-о! Ну, как не помню! Тот потом политиком оказался. Меня в ту пору пытали таскать-то по приставам, да по жандармским. Пришел к жандарму, а его вывели на двор да на фотографию давай снимать.
— А, как это политика?..
— Это дело непонятное. Тут всяко говорят, кто, видно, как скажет. Одни говорят, — за правду люди идут, против законов наших. Другие говорят, — против царя и бога идут, самим охота в цари выйти. Студенты, говорят, все это.
— А это кто, студенты-то?..
— А это народ такой, который ни бога, ни царя не признает.
— Да вот с того разу и начало… с того разу и полетело у нас… всё чомором пошло, — укоризненно сказала Полинарья.
— Ну, хоть не с того раза… После того золото стало отказывать. О ту пору еще дом достраивали на Патра-ковой.
— Не про дом говорю я. А пировать ты стал о ту пору шибко.
Якова не рассердил упрек. Улыбаясь, он подзадорил Полинарью.
— Богаты будем, погуляем еще. Коли фарту не будет, и нищими умрем. Все равно места в земле хватит.
Он посмотрел на сына и лукаво подмигнул.
Над романом «Ольга Ермолаева» писатель работал на протяжении почти всей своей литературной жизни. Первый вариант романа начат им был в первой половине 20-х годов. В основу его были положены воспоминания о судьбе двоюродной сестры писателя — Е. Е. Туртаевой.Первый вариант назывался «Лиза Ермолаева», второй — «Оленька Полозова», третий—«Жизнь Ольги Ермолаевой».Писатель стремился создать образ новой женщины, героини социалистических пятилеток, первой женщины-многостаночницы. Последнюю редакцию романа писатель закончил незадолго до смерти[1].Впервые «Ольга Ермолаева» была напечатана в Свердлгизе в 1940 году, затем в трехтомном собрании сочинений в 1948 году, потом в Молотове и Челябинске (1949—1950 гг.).
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Под названием «В лесу» в 1937 году был издан сборник охотничьих рассказов Бондина в Свердловском областном издательстве.Еще в начале 20-х годов писатель опубликовал в областной печати несколько своих охотничьих рассказов («Заяц», «Форель», «Медвежья шалость»).В 1937 году он подготовил книгу для детей под заголовком «В лесу».Книга эта явилась итогом личных впечатлений автора, встреч с уральскими рыбаками и охотниками. Он сам был страстным охотником и рыболовом. Около станции Анатольевская находилась его постоянная охотничья резиденция — шалаш в сосновом бору.
Повесть «Матвей Коренистов» — третья повесть из ранних произведений Алексея Бондина. Писатель работал над ней с 1928 по 1934 год. В 1935 году она вышла в Свердловском областном издательстве вместе с повестью «Уходящее» в сборнике с этим заголовком.Первоначальной редакцией «Матвея Коренистова», развернутой впоследствии в крупное произведение, был рассказ «Стрелочник», напечатанный в журнале «Товарищ Терентий» № 21, 1924 год.Следующий вариант повести назывался «Две сестры».Окончательный вариант появился уже в сборнике, обогащенный деталями, с более глубокой разработкой характеров действующих лиц.В основу повести легли наблюдения писателя над жизнью железнодорожных рабочих за время его пребывания на станции Азиатская.
Действие романа Анатолия Яброва, писателя из Новокузнецка, охватывает период от последних предреволюционных годов до конца 60-х. В центре произведения — образ Евлании Пыжовой, образ сложный, противоречивый. Повествуя о полной драматизма жизни, исследуя психологию героини, автор показывает, как влияет на судьбу этой женщины ее индивидуализм, сколько зла приносит он и ей самой, и окружающим. А. Ябров ярко воссоздает трудовую атмосферу 30-х — 40-х годов — эпохи больших строек, стахановского движения, героизма и самоотверженности работников тыла в период Великой Отечественной.
В книгу Семена Гехта вошли рассказы и повесть «Пароход идет в Яффу и обратно» (1936) — произведения, наиболее ярко представляющие этого писателя одесской школы. Пристальное внимание к происходящему, верность еврейской теме, драматические события жизни самого Гехта нашли отражение в его творчестве.
Марианна Викторовна Яблонская (1938—1980), известная драматическая актриса, была уроженкой Ленинграда. Там, в блокадном городе, прошло ее раннее детство. Там она окончила театральный институт, работала в театрах, написала первые рассказы. Ее проза по тематике — типичная проза сорокалетних, детьми переживших все ужасы войны, голода и послевоенной разрухи. Герои ее рассказов — ее ровесники, товарищи по двору, по школе, по театральной сцене. Ее прозе в большей мере свойствен драматизм, очевидно обусловленный нелегкими вехами биографии, блокадного детства.
Прижизненное издание для всех авторов. Среди авторов сборника: А. Ахматова, Вс. Рождественский, Ф. Сологуб, В. Ходасевич, Евг. Замятин, Мих. Зощенко, А. Ремизов, М. Шагинян, Вяч. Шишков, Г. Иванов, М. Кузмин, И. Одоевцева, Ник. Оцуп, Всев. Иванов, Ольга Форш и многие другие. Первое выступление М. Зощенко в печати.