Лога - [10]

Яков пошел на край делянки, а Ваня, вытаскивая из брички кузова с хлебом, бураки с молоком и котомки, спросил Макара:

— К нам приехал посмотреть?..

Голос у него был мягкий, детский.

— Ага!

— У нас славно. Тебя как зовут?

— Макар.

— Мы вечером с тобой будем по бруснику ходить, вон туда… Много тут ее! Да красная уж… спелая, сладкая!

Макару очень понравился Ваня. Он стал помогать ему разжигать костер. Притащил сучьев и бросил прямо на костер.

— Не надо. Это сырье — не загорит. Я сам сделаю, — сказал Ваня. — Ступай вот туда, посмотри, я мельницу наладил.

Пока Ваня и Макар возились у балагана, разжигая костер и приставляя большой закопченный чайник, Яков обходил свою делянку. В нескольких местах колья были переставлены, делянка сужена… а по соседству виднелся рыжий бугор свежего песку. Кто-то начал работу.

«Начинают насыпать, — подумал Яков, — пронюхали… Исайка, значит, орудует. И землю не роет, а золото моет… Сволочь!.. Срывку с кого-то взял. М-да… Опростоволосился я… забыл ему угощенье поставить…»

К чаю он пришел недовольный, на вопросы ребят отвечал отрывисто:

— Не знаю… Не видел… Отвяжитесь…

Выпив три стакана водки, он завалился на нары.

— Сёдни робить не будем… завтра с утра…

— Я к маме схожу? — спросил Ваня.

— Пошел. Макаруньку с собой возьми, пусть посмотрит.

Ребята побежали по берегу лога к его устью, — к речке Каменушке. Туда вела торная трона. По пути зашли к плотнике, которую устроил Ваня. Вода стремительно скатывалась по жолобу и, сердито урча, вертела колесо.

От него на круглой деревянной цепочке был приделан кривошип. Он, вращаясь, поднимал деревянный молот, который постукивал по врытой деревянной баклушке.

— Это у меня дощатая, — пояснил Ваня: — железо отбивать. Ты был в заводе в листобойке?

— Нет!

— А я был… робил там одну выписку на подсыпке и видел. Вот, гляди.

Ваня взял большой лопух.

— Это будто железо. Гляди!

Он подставил лопух под молот.

— А здесь я сделаю печь, а вот тут поставлю стан — железо катать… Валки-то я уж выстрогал, потом покажу. Только колесо надо сделать больше, а то этому не повернуть. Я сделаю. Славно?

Макар, удивленный, с восхищением смотрел на его работу. Ему не хотелось уходить от плотники, но Ваня, дернув его за рукав, позвал:

— Пойдем. Я завтра робить буду, а ты здесь играй. Вот только Мишка Малышенко все ходит и ломает у меня, он драчун. Если он налетит, так ты не бойся, я тебя бить не дам.

Они шли по тропе, спускаясь и подымаясь по увалам. Огромные сосны стояли прямые, как свечи, чистые, сплошной колоннадой, сплетя вершины в один зеленый шумящий покров.

— Пичужки теперь не поют, а вот в страду и весной они здорово пищат. Люблю их слушать. А утром рано-рано рябчики пищат. Тут их много. Я зароблю денег, куплю себе ружье и буду ясачить.

Красивое лицо Вани розовело, глаза ласково смотрели.

Ребята прошли косогором по торной дороге и вышли к речке Каменушке. Где-то в густых зарослях донника, жимолости и смородины речка невидимо пошумливала на перекатах.

Недалеко послышались чьи-то хрустящие шаги, а потом бульканье воды. Выйдя на пригорок, ребята увидели Мишку Малышенка. Десятилетний мальчик в красной рубахе бегал по берегу заросшей заводи, поднимал крупные гальки и швырял их в воду. Увидя мальчиков, он остановился.

— Ты куда, Ванька?

— К вам. А ты что тут делаешь?

— Лягушек глушу. Одну убил. Погляди-ка. Мишка, растопырив пальцы, поднял размозженное полосатое тельце лягушки.

— Ты пошто их бьешь?

— А на что их?..

— И не жалко? — тихо проговорил Ваня.

— А это кто с тобой?

— Это Макарунька — сын Якова Елизарыча.

— О-о! Идите лягушек бить, их много здесь.

— Нет.

— Зазнаешься? Приблудный!

Ваня покраснел до ушей и торопливо побежал к свалкам, где у грохота работала его мать.

— Это что он сказал? — спросил Макар.

— Да так, ты не слушай его. Он по-матерному ругается и табак курит.

Речку здесь раздробили на канавки, и вода текла по ним быстро, гладя желтый песок.

У грохота работало четверо. Старый, как лунь, седой, но крепкий мужик сообщил:

— Анисья, твой идет!

Анисья, полная женщина, вышла навстречу сыну, улыбаясь.

— Ты зачем?..

— Так…

— А это кто?..

— А это Якова Елизарыча.

— А, сын! Ишь какой большой! Сколь тебе годков-то?

— Девять, десятый, — ответил Макар.

— Молодец!

Анисья заботливо застегнула у Вани пуговку рубашки и, приглаживая его голову, спросила:

— Не робите сегодня?..

— Нет.

— Ну, иди. Я, быть может, вечерком прибегу. Сейчас некогда с тобой. Иди, давай.

Она торопливо убрала со лба Вани непослушный локон и, одергивая рубашку, тихо проговорила:

— Эх, ты, сердешный мой! Что не надел фуражку-то?..

— Ничего. Комаров теперь нету.

— Ну, иди с богом.

Анисья убежала к вашгерду и, взяв лопату, проворно стала переваливать песок на грохоте.

— Любишь мальчонку-то? — поддевая на лопату песок и бросая его на грохот, спросил седой.

— Как не любить… Подь-ка свое, родное…

— Славный парень, только смирен не в меру.

— Ты вот, Прохор Семеныч, заклик дай внучонку-то, — сказала Анисья.

— А что?..

— Мал еще он в грехе корить.

— Это кто?..

— Ванюшку все время приблудным обзывает.

— Ах, он, варнак. Ужо, я ему сегодня сделаю припарку. Шайтан он этакой.

— И в самом деле, — ввязалась баба в косоклинном сарафане, — с эких пор…