Лия - [34]

— Я взял отпуск, — соврал я. — Хочу поехать домой.

— А почему не в горы или в Ялту?

— Думаю побыть с родителями недельку-другую, а затем вернусь обратно на работу. Остальной отпуск возьму летом. Вот тогда, надеюсь, удастся съездить на море, может быть, даже в Ялту.

— Если поедешь в Ялту, скажи мне, я порекомендую тебя одной своей знакомой, и ты сможешь снять у нее комнату.

— До лета надо сперва дожить, — неопределенно ответил я, собрав сумку и стоя в нерешительности: брать с собой кроссовки или поехать только в туфлях? После короткого колебания решил все-таки взять их, и направился в прихожую, где хранилась обувь на антресолях над входной дверью. Я встал на стул, но не успел по-настоящему приняться за поиски, как раздался звонок. Спрыгнув на пол, я открыл дверь. Передо мной стояла невысокого роста, толстощекая упитанная девушка в длинном резиновом плаще со сложенным зонтиком в руке. Ее большие голубые глаза испуганно мигали. Она молча смотрела на меня, как на призрак.

— Вам кого угодно? — спросил я и улыбнулся, давая ей понять, что я не дракон и не ем людей.

Она открыла рот, но не произнеся ни слова, опустила глаза, еще больше покраснев. В это мгновение тетка Ирина вынырнула из-за моей спины:

— Что случилось? Что она здесь ищет?

Девушка подняла глаза, удивленно замигала, затем, кажется, побелев от ужаса, забормотала сквозь приступ рыдания, сотрясавшего ее тело:

— Тетя… пожалуйста… отец… изобьет… он убьет меня… если узнает.

Тетка Ирина бросила на меня быстрый взгляд и, заметив, что я, ничего не понимая, стою в полной растерянности, гневно зашипела:

— Дура, ты что, не видишь, что ошиблась адресом. Та женщина живет по другому адресу, 16 дробь 4, а здесь — 16 дробь 2, балда!

Девушка закрыла лицо руками, повернулась и, больше не сдерживая слез, ничего не разбирая вокруг, шагнула в сторону лестницы. Через несколько шагов она остановилась и замерла. Тетка Ирина посмотрела на меня одновременно с досадой, сожалением и страхом и устремилась за девушкой.

— Давай я сама тебе покажу дорогу, а то попадешь к кому-нибудь, обидят еще, — затем, повернувшись, обратилась ко мне: — Кристиан, закрой, милый, дверь, чтобы комната не выстудилась.

Не прошло и минуты, как тетушка Ирина вернулась, согревая дыханием замерзшие кулаки.

— В такое время и собаку на двор выгнать грешно, — сказала она, внимательно глядя на меня. Уловив мое недоумение, принялась объяснять: — Уже вторая девчонка приходит с тех пор, как я тут живу. Адрес путают. Ведь теперь дома так строят, что ничего понять нельзя — четыре дробь один, один дробь четыре, восемь дробь шесть, шесть дробь три — попробуй разберись, вот я, к примеру, пожилая женщина, пока научилась свой дом находить, кружила, как курица слепая вокруг домов, хоть наземь садись и головой бейся. Ну а они — тем более — молодые, из деревни приехали, дурехи еще…

— А что им всем надо-то? — прервал я ее, хотя и догадывался, почему так испуганно плакала девушка, позвонившая в нашу дверь.

— Да как тебе сказать, они вроде овечек, которых парни обидели, вот и ходят потом обалделые, об одном лишь помышляя: как бы поскорее от плода избавиться. В том доме и живет женщина, которая им помогает, как может…

— И не боятся?

— Кто?

— Да та женщина и девушки… обиженные…

— Она-то, может, и боится, кто знает, а девицы, я тебе скажу, на все готовы, только б детей из цветника в дом не нести.

— Детей из цветника… красиво звучит! — улыбнулся я.

— Им суждено умереть, еще не родившись… — тетка Ирина вздохнула, поднесла руку ко рту и заключила: — Уж лучше совсем света не видать. Дети, задуманные в цветах, растут среди колючек.

— Ну, не все так, как ты говоришь. Может быть, раньше они и росли среди колючек. Но теперь — не думаю, — ответил я и, взяв сумку в руку, остановился посреди комнаты, размышляя, что я мог забыть. Когда я уже был в дверях, тетка Ирина спросила:

— Ты за комнату сейчас не заплатишь?

— Сейчас не из чего, но если тебе срочно надо, попроси мою часть у Андрея.

Я вышел, чувствуя отвращение к ее крохоборству. Боится, как бы я не сбежал, не уплатив. Мы ей всегда давали деньги раньше срока, иногда даже за месяц вперед, и это меня всегда раздражало — ведь вполне возможно, не сегодня — завтра мы от нее съедем, так как и мне, и Андрею обещали место в общежитии. Зачем ей столько денег? В могилу, что ли, она их с собой унесет, черт побери! Однажды я даже спросил ее, что она делает со всеми деньгами, которые зарабатывает, на что она ответила, что ей хочется и масло на столе иметь, а то, что от масла останется, подсобрать на птичье молоко. Вот же чертова перечница! Мол, на хлебушек маслица, а сверху еще и птичьим молочком приправить. На самом деле, она уплетала с хлебом лук и чеснок так, что челюсти трещали, и только по праздникам сластила еду халвой или, как она говорила, заячьей брынзой.

Когда я приехал домой, погода совсем испортилась. Холодный ветер принес, как говаривал дед, мелкий снежный песок. Я думал, что придется объяснять причину своего долгого отсутствия, но никак не ожидал, что меня примут, как воскресшего из мертвых.

Мама со слезами на глазах бросилась мне на шею, следом подошел отец, неестественно улыбаясь и изо всех сил стараясь не проронить слезу, и поцеловал меня в лоб. Что с вами, люди добрые? Что вы себе вообразили? — хотелось мне кричать. Когда я вернулся из армии, ровно через два года, потому что мне ни разу не дали отпуска, и тогда мой приезд не вызвал такого переполоха. Потом я пять лет учился в институте, а в последнее время, случалось, не заглядывал по полгода и не было ничего страшного в этом, а теперь меня всего-то не было три месяца, и смотри — сколько причитаний, сколько радости — и смех и грех! Когда все слезы высохли, мама все объяснила: