Лия - [35]

— Сыночек мой дорогой, я уж думала, больше не увижу тебя.

— Да что же такое случилось? — Я смотрел на нее, вытаращив глаза.

— Лучше ты расскажи, что произошло, смотри, как ты похудел! Только погляди, Коля, что от него осталось! — обратилась она к отцу и снова поднесла платок к глазам.

— Матери твоей плохой сон про тебя приснился, — сказал отец, глядя на меня с упреком.

— И не одну ночь, а все время плохое виделось, — не унималась мама, и слезы снова заблестели в ее глазах. — То снилось, что ты в яму падаешь, то вода грязная тебя поглотила, то, якобы, женщина какая-то уводит тебя.

— Зря вы беспокоились, — я старался говорить как можно спокойнее, — ничего со мной не стряслось, просто-напросто я был очень занят ревизией…

— А почему ты так похудел и с лица спал? — Упорно расспрашивала мама. — Ты меня не обманывай, уж я-то хорошо знаю, что с тобой могло случиться.

— Ну хорошо, скажи, что со мной могло случиться? Мне даже любопытно, — я притворился, что сержусь.

— На этой работе тебя и убить могут, раз плюнуть, господи пронеси, могут злые люди побить, которые государство обманывают, так могут побить, что на всю жизнь калекой останешься. Или проведут тебя, опутают, а потом выдадут прокурору, так что из тюрьмы не выберешься.

Я мог представить что угодно, даже допускал, что мама догадалась, что меня избили из-за девушки, потому что я, слава богу, парень, а, как известно, все драки происходят из-за девчонок, но то, что мама вообразит, будто у меня неприятности из-за работы, даже в голову не приходило. Объяснять ей, что это исключено, не имеет смысла. Уж не знаю, откуда у нее такая уверенность, что ревизор самая опасная профессия. С чего это она взяла?! Не случайно, как только я приезжал домой, она принималась наставлять меня: «Ох, Кристя, запомни, нечестный и лицемерный человек — самый плохой на свете…»

— Мы тут подумали с матерью, — сказал отец, когда мама прервала цепь своих предложений, — хорошо бы тебе оставить эту работу да подыскать другую. Можешь даже к нам в район переехать. Разве там мало дела?

— Хорошо, — согласился я. — Я уйду с этой работы и постараюсь больше не быть ревизором. Даю вам слово. Я уже и с Андреем об этом говорил.

Родители облегченно вздохнули, и мама, просияв, продолжала допытываться.

— Так, значит, у тебя все-таки были неприятности на работе, раз ты хочешь ее оставить?

— Были, — с улыбкой подтвердил я.

— Ох, уж очень плохие сны мне снились в это время, сынок, — пожаловалась она.

На следующий день отец ушел в лес нарезать прутьев для овечьего загона, а мама опять принялась меня расспрашивать:

— А какая неприятность у тебя стряслась на работе, коли ты решил ее поменять? Может, злые люди задумали тебя подкупить, или донесли на тебя?..

— Нет, мама, не терзайся понапрасну, никаких я ошибок не наделал.

— Тогда…

— Я отсутствовал на работе четыре дня, вот и все неприятности.

— Ну, сынок, из-за этого никто работы не оставляет. А почему ты отсутствовал?

— Вот и они меня об этом спросили, — ответил я, силясь скрыть недовольство, — и мне нечего было ответить. А раз я не в состоянии мотивировать свое отсутствие, мне сказали, что я могу подыскать работу в другом месте. Вот я и буду ее искать.

— А может, ты болел и поэтому отсутствовал? — продолжала она допытываться, однако нежность в ее голосе уняла нахлынувшую на меня волну возмущения.

— Да, болел, — подтвердил я с улыбкой на губах.

— Вот видишь, недаром мне плохие сны снились, да, к тому же, ты бледный, словно из больницы вышел. Я тоже боюсь, как бы и меня в больницу не положили, уж очень плохо я себя чувствую. Прошлой ночью совсем глаз не сомкнула.

— Что с тобой? — обеспокоенно спросил я.

— Все время болит у меня тут, в пояснице, словно червь гложет, — она надавила кулаком на поясницу, и лицо ее исказилось от боли, — ох, господи, даже не знаю, что мне делать. Уж каких лекарств я ни перепробовала, ничего не помогает. Очень опасаюсь, уж не мамина ли у меня болезнь, царство ей небесное.

Некоторое время мы сидели молча. Настенные часы отсчитывали секунды, а я чувствовал растущую тяжесть век и из обволакивающей темноты выплывал, как из дымки, образ феи, такой знакомой и такой желанной.

В то же мгновение, когда я увидел ее со всей отчетливостью, когда она обожгла меня своим взглядом и стала, кажется, душить меня улыбкой, я торопливо открыл глаза.

— Ты хочешь спать? — Мама попыталась подняться и почти вскрикнула от боли.

— Нет-нет, не хочу спать, — я поспешно сделал знак рукой, чтобы задержать ее.

Она внимательно посмотрела на меня, пытаясь перехватить взгляд, потом удивленно спросила, теребя сухими пальцами узел цветного платка под подбородком:

— А как же ты так болел, что тебе не дали никакого документа?.. Тебе должны были дать эту… справку, бюллетень… — она внимательно следила, чтобы ничего не упустить в выражении моего лица.

— При такой болезни не дают бюллетеня.

Какое-то время мама пристально смотрела на меня, хотя я чувствовал, что она меня не видит. Неожиданно вздрогнув, она спросила:

— Девушка?..

Я кивнул, и мама улыбнулась, радуясь, что материнское сердце и на этот раз ее не подвело.

Однако улыбка исчезла с ее лица, и она принялась поучать меня с тревогой в голосе: