Литва: рассеяние и собирание - [7]

наличествует?

Санд. На кухне. Кофе варит. (Громко.) Фредерик, ты скоро?

Голос Шопена. Уже вот-вот.

Санд. Присядем, fellows[3]. Адам, откупорь вина.

^{Все садятся на стол.}

Бальзак. Горячее будет?

Санд. Поздне́.

Бальзак. Роскошь.

^{Входит Шопен с кофе на подносе. Он движется очень медленно, театрально.}

Как по-твоему, Фредерик, ты прибудешь по расписанию?

Санд(встает). Дай, прошу тебя, этот поднос. (Отбирает и ставит поднос на стол. Оба садятся.) Fellows, это Маргарет. Американка, журналистка из «Нью-Йорк трибьюн», начинающая писательница, борется за права негров и женщин. I presented you, Margaret, as a fighter for the women’s and negros’ rights and also…[4]

Маргарет. Можно без перевода, Аврора. (Гостям) hello.

Бальзак(часто-часто машет рукой). Hello, Маргарет.

Санд. Бальзак…

Бальзак. Де Бальзак, я попросил бы. Пустячок, но весомый.

Санд. Не женат, но ты для него не партия. Его занимают одни лишь престарелые аристократки.

Бальзак. Не обязательно престарелые. Но в целом — да. Я склонен к мезальянсу. (Толкает плечом Пьера.) Имею такую наклонность.

Санд. Шопенчика ты знаешь. Уже занят. Кроме того, болезненно возбудим и слаб телом, требует немалого внимания. Тебе терпения не достанет. Пьер Леру — философ, мыслитель, реформатор христианства, поборник женской эманципации и мой духовный наставник.

Бальзак. Так много в одном?..

Санд. Мицкевич. Поэт, профессор, ты была у него на лекции, это сродни знакомству… (Всем.) Ожидается еще один гость, кстати, весьма особенный, и я объявляю начало гадания: кто он? (Кладет в кофе сахар. Долго размешивает.)

Бальзак. Возможно, Буонапарте?

Санд. Á propos, Фредерик был на перезахоронении. Говорил, что холодно и много людей…

Бальзак. Я тоже туда забежал…

Санд. Много знамен, иллюминаций и, разумеется, слез. Плакали в основном поляки.

Шопен. Я так не говорил.

Санд. Как твоя жена, Адам? Ты подозрительно молчалив.

Адам. Поправляется.

Санд. Если нужен специалист в этой области…

Адам. Уже не нужен.

^Пауза.

Бальзак. Но кого мы тогда ожидаем? Гейне?

Шопен. Гейне весь в Пиренеях.

Бальзак. Делакруа, Берлиоза?.. Чуть не ляпнул: Никколо…

Санд. Читал эти глупости?

Бальзак. Ужас.

Санд. Кошмар.

Бальзак. Вообразите, Маргарет, умер гений.

Санд(к Маргарет). Паганини.

Бальзак. И теперь его пересылают из порта в порт, не велят нигде хоронить, потому что некий извращенец-епископ заявил, будто он — сатана. Лишь в Италии такое возможно…

Санд. Марсель его тоже не принял. Á propos, Маргарет, Паганини сидел там же, где — вы. Меньше десяти лет назад.

Бальзак. А теперь — в Средиземном море. Тлеет в гробу и качается на волнах.

^Пауза.

Санд. Пьер, вы не пьете кофе?

Пьер. Не достать.

Санд. Оноре, отправь Пьеру кофе.

Бальзак(подает Пьеру чашку). Ну и кого мы ждем? Листа?

Санд. Лист беззаветно в Мадьярии.

Бальзак. Со-всем за-был. Ведь наш бедный Франсуа — спятил. Концертирует, облачась в национальный венгерский костюм. Учит ихний язык.

Шопен. Свой язык.

Бальзак. Но как это вышло, что человеку тридцать, и только теперь он учится говорить?

Санд. Оноре, мы французы…

Бальзак. Жорж, я лишь отмечаю: то, что он делает, — неестественно.

Шопен. Человек хочет обрести родину…

Бальзак (иронически). Это просто великолепно, Фредерик!

Шопен. Ощущает внутреннюю потребность…

Бальзак. Но он спекулирует на этой потребности. Кричит: я венгр, я мадьяр…

Санд. See[5], Margaret, как у нас в Европе все сложно.

Бальзак. Каждый желает быть на свой лад, предъявить свой костюм…

Санд. Послушайте, что я вспомнила. На эту тему. Скажу по-литовски, если что — поправь меня, Адам.

Бальзак. Он ведь поляк…

Санд. Внимание, Оноре. Когда литовцы садятся пить, уж не знаю, что они там пьют…

Бальзак. Что-нибудь, для нас непригодное.

Санд. Поднимают вверх это свое питье, не скажу, в какой емкости, поднимают и говорят: books wake us. И выпивают. Представляете, Маргарет… Books wake us. Книги нас будят. Мы в книгах пребудем.

Бальзак. Ну это, Жорж, твои фантазии.

Санд. В точности! Кто-то из фредериковых ляхов рассказывал. Каков народ, правда? Пьют и друг другу желают воскреснуть в литературе. Невероятно! А ты, Оноре, хочешь эти различия уничтожить.

Шопен. Это так, Адам?

Адам. Один из вариантов.

Санд(зачарованно повторяет). Books wake us…

Адам. Buk — по-литовски означает…

Шопен. «Bóg» — это Бог на польском.

Бальзак. Вот это я могу понять. Выпил и знаешь: чуть что, Боженька воскресит. По ту или эту сторону.

Санд. А все-таки, Адам, ты — литвин или ты поляк?

Адам. По рожденью — литвин. Но… если шире — поляк.

Маргарет. А по паспорту?

Шопен. По паспорту, сударыня, мы… русские.

Санд. Они узурпированы.

Маргарет. I’m sorry. So sorry…[6]

Бальзак. Сколько жителей в Литве?

Адам. Шесть миллионов. Приблизительно.

Маргарет. А города? Крупнейшие?

Адам. Вильна.

Маргарет. И только?

Адам. О других вы уж точно не слышали.

Маргарет. Хотя бы теперь услышу.

Адам. Витебск, Гродно, Минск…

^{Маргарет в удивлении качает головой.}

Бальзак. Шесть миллионов — немало.

Пьер. Французов — двадцать четыре…

Бальзак. Так то — французов! La grande nation![7]Нашел с кем сравнить…

Адам. Литвины — двуро́дная нация.

Бальзак. Какая?

Адам. Два народа срослись в один.

Бальзак. Откуда их столько взялось?

Адам